Елизавета Петровна

Английский посланник Э. Финч в донесении от 5 августа отмечал, что «заговор» скорее построен на «некоторых суждениях против правительства, из которых сделаны злостные выводы, чем на каком-либо действительном замысле против царицы». По мнению Финча, следственная комиссия сочла несолидным привлечение к суду «двух старых сварливых женщин и двух-трех молодых развратников и впутала в это дело маркиза Ботту, который был очень близко знаком с упомянутыми дамами». Общий вывод англичанина: «В заговоре больше интриги, чем действительности». С точки зрения здравого смысла и, быть может, английского уголовного права обвинение в заговоре представляется неубедительным, но приговор вполне соответствовал Уложению 1649 года и Уставу Воинскому 1716 года, которыми руководствовались судьи при определении виновности и меры наказания.

Дело Лопухиной, возможно, не приобрело бы такого значения, если бы не позиция самой императрицы, которая часто принимала важнейшие решения, следуя собственным эмоциям. Красавица Наталья Федоровна, как и Елизавета Петровна, блистала на балах и маскарадах и не уступала императрице в умении танцевать. Рассказывают, что Лопухина, вопреки повелению императрицы, появилась при дворе в розовом платье и с розами в волосах. Право носить платье светлых тонов и особенно полюбившегося ей розового, как и пользоваться розами, присвоила себе императрица. Разгневанная на ослушницу Елизавета послала за ножницами, отрезала розы и нанесла ей несколько пощечин. Ненависть подогревалась еще и тем, что любовником Лопухиной был Левенвольде, причастный к организации слежки за цесаревной при Анне Иоанновне и Анне Леопольдовне.

Понес наказание и маркиз Ботта, правда, после некоторых препирательств с русским двором. В Вене ни двор, ни королева Мария Терезия не допускали мысли о причастности посла к заговору. Однако императрица настаивала на том, что он достоин «наказания за предерзостные и возмутительные разговоры и советы против нашей особы и величества, причем он был не только участником, но и главнейшим руководителем». Ради сохранения союза Вена пошла на уступки, и Ботта стал жертвой этой уступки — его заточили в крепость.

Не достиг цели организатор интриги Герман Лесток, добиться опалы вице-канцлера ему не удалось, напротив, после разоблачения Шетарди Бестужев настолько укрепил свое положение, что отнял у своей должности приставку «вице», став полноценным канцлером. Даже его брат, супруг осужденной Бестужевой, во время следствия оказавшийся в опале, был возвращен ко двору, и, по словам Финча, императрица намеревалась использовать его в качестве посла в Берлин или Гаагу.

В том же 1743 году была предпринята еще одна попытка освободить трон от Елизаветы Петровны, на этот раз не для Иоанна Антоновича, а для племянника императрицы Петра Федоровича. Предпринял ее проигравшийся в карты пехотный подпоручик Иосиф Батурин в надежде на то, что новый император щедрыми пожалованиями выручит его из беды. Для реализации своего замысла Батурин намеревался привлечь не только военных, но и фабричных рабочих, которых собирался подвигнуть к бунту. С Петром Федоровичем организатор заговора познакомился при довольно странных обстоятельствах.

Летом 1743 года Батурин уговорил егерей, сопровождавших великого князя на охоте в подмосковных лесах, попросить у него разрешения встретиться с ним. Петр Федорович согласие дал и однажды увидел человека, стоявшего на коленях перед ним и утверждавшего, что он, Батурин, признает его одного своим государем и готов выполнить любое его поручение. Наследник престола счел благоразумным пришпорить коня и умчаться подальше от греха.

Неудача не обескуражила Батурина. Он вновь обратился к егерям с просьбой сообщить великому князю о готовности фабричных поднять бунт, в котором примут участие батальоны Преображенского полка и лейб-кампанцы. Недоставало самой малости — «знатной суммы» денег, которую подпоручик надеялся получить от Петра Федоровича. План Батурина был предельно прост — всех служителей дворца взять под стражу, фаворита Разумовского с его сторонниками перебить, а свергнутую Елизавету держать под караулом до тех пор, пока не будет коронован Петр Федорович. Если архиереи откажутся от коронации, то их всех надлежало изрубить.

Батурин похвалялся перед сообщниками: «У меня уже собрано людей тысяч тридцать, да еще наготове тысяч с двадцать; будут нам помогать и большие люди: граф Бестужев, генерал Апраксин». Но и на этот раз великий князь отделался молчанием, никаких денег Батурин от него не получил. Тогда он решил добыть средства мошенническим путем. Назвавшись обер-кабинет-курьером, он отправился к купцу Ефиму Лукину и объявил ему, что прислан от великого князя с приказом взять у него пять тысяч рублей. Лукин, разумеется, требуемых денег не дал. Батурину ничего не оставалось, как снова отправиться к великому князю. На этот раз он написал латинскими буквами записку, в которой изложил план действий и сообщил, что у него пятьдесят тысяч сторонников.