Сегодняшний день стал переломным в моей жизни. Уже утром я поняла, как мне следует поступать. Я смогла перетянуть на свою сторону Джулиану, надеясь проделать то же самое с Крисом. Но я жестоко ошиблась.
Случай особенный. Любящая семейная пара распадается, не сойдясь во мнении по поводу потусторонних явлений. Но что, если мой срыв, моя сверхчувствительность были определены мне судьбой? Что, если кризис был неминуем? И мое так называемое «сумасшествие» как раз и явилось тем «окном», через которое Элоиз смогла достучаться до меня, до моего сердца? Чтобы попросить об отмщении за свою смерть, чтобы я спасла ее детей. До моей встречи с пастором Питом я считала, что Элоиз просто вклинилась в мою жизнь, став источником всех несчастий, всех моих ссор с Крисом. Да, я играла в опасную игру. Я долго отмахивалась от Элоиз, но это было неверно. Сначала она, и только потом — Крис.
Наконец вернулся Сэм, неловко попытался заговорить с отцом:
— Привет, как доехал?
Надо отдать должное Крису — он не стал грузить сына и сразу включил «веселого папу»:
— Отлично, отлично доехал. Всего за четыре часа, представляешь? В этом году — первый раз такое. Ты ужинать будешь? А ты? — прибавил Крис, театрально повернувшись ко мне.
Я была слишком расстроена, чтобы думать о еде. И потом, я же понимала, что Крис захочет поговорить с Сэмом обо мне. А поскольку еды в доме не было, я предложила им съездить куда-нибудь, и они отправились в пиццерию в Полперро.
Понимая, что уже ни при каких обстоятельствах Крис не будет спать со мной в одной комнате, я постелила ему во флигеле, где обычно писала свои статьи для журналов, но вот уже много месяцев он пустовал без меня. Я шутливо называла флигель «домиком писательницы». Здесь были узкая кровать, стол, электричество, вода и даже крошечная ванная и телевизор.
Когда вернулись Крис с Сэмом, я сказала Крису, что спать он будет во флигеле. Понимая, что сейчас грянет буря, Сэм быстро спустился к себе.
— Я не собираюсь спать в твоем дурацком флигеле, Кэти, — возмутился Крис. — С какой стати? Я что — провинившийся муж, отстраненный от брачного ложа? Нет уж — это ты будешь там спать, а я буду спать в
И с этими словами он отправился спать.
Глава двадцать третья
И вот я лежу на узкой кровати в своем «домике писательницы» и не могу заснуть. Сегодня полнолуние, и я специально не задергиваю занавески. Мягкий серебристый свет ложится на столешницу, напоминая мне о моей мечте стать настоящей писательницей, а еще про Элоиз — о наших прогулках и долгих беседах, посвященных Дафне дю Морье. За окном поднялся ветер, но не тот, вчерашний, напугавший меня до полусмерти. Сегодня был ветер-колыбельная, под которую я мирно уснула.
— Так ты помнишь, Кэти? Как мы сидели в этом флигеле вдвоем, пили вино, обсуждали любимые книги, говорили, что обе мечтаем написать по своей хорошей книге. Ты ее напишешь, Кэти. Обязательно напишешь, когда все это закончится.
Я улыбаюсь во сне. Моя милая, нежная Элоиз. Как я вообще могла бояться ее?
— Потому что теперь ты на моей стороне, Кэти. Все твои страхи ушли. И это придает мне сил. Потом ты увидишься с Джеком, и все прояснится окончательно. И ты поможешь мне, и тогда я смогу отдохнуть. Не переживай из-за Криса. Он тебя любит, любит по-настоящему. Ты счастливая женщина. Все будет хорошо, дорогая. Скоро и я буду счастлива. И мы обе будем счастливы, уж поверь.
Я проснулась, а в голове еще плавал приятный сон. Я не была готова к общению с Крисом, поэтому решила позавтракать в приморском кафе, а после этого погулять. Несмотря на ранний час, некоторые уже привели на море детей. Я присела за деревянный столик и заказала чай и бутерброд с ветчиной, залюбовавшись на малышей, возившихся в песке и плескавшихся в прибрежной воде. Сразу припомнились те счастливые дни, когда я и сама была молодой мамой и у нас с Крисом были простые, любящие отношения. Нам было хорошо друг с другом, мы заботились о детях…
На стол вдруг легла тень, и я подняла голову. Худощавый человек весь в черном уже сидел напротив меня. Это был пастор Пит. Я смутилась.
— Привет, Кэти. Как вы? — сказал он с улыбкой.
Я нервно рассмеялась:
— Как-как, схожу с ума, как видите.
— О, не говорите так, ведь это неправда. К чему это самобичевание?
— Ну, — со вздохом ответила я, — как иначе объяснить мое поведение позавчера? Истерика?
— Вы перенапряглись. Так что вы не виноваты. Это я неправильно оценил ситуацию.
— А, то есть вы устроили ритуал экзорцизма и только тогда поняли, насколько я не в себе?