Элвис Пресли. Безрассудная любовь

Один раз во время вылазки в Сан — Франциско в выходные он выхватил свой «дерринджер»[12] и наставил его на нескольких парней в машине, которые показали ему палец; в другой раз, вернувшись в Голливуд, он накинулся на Кристину Кроуфорд, которая играла небольшую роль в картине и встречалась в то время с Джо, схватил ее за волосы и стал кричать на нее за то, что она возражала, чтобы Джо «зажег ему сигару» (имеется в виду средний палец, т. е. оскорбительный жест). Нельзя сказать, чтобы они не понимали причин вспышек его гнева. Кристине никто не давал право выбивать сигару у босса изо рта; он был вправе задать ей трепку, а кроме того, он и всегда — то отличался вспыльчивостью. Но и они заметили разницу, не просто потерю контроля над собой, но отсутствие раскаяния в человеке, которого каждый из них знал за человека с добрым сердцем и отходчивого. Они все принимали таблетки, чтобы поддерживать быстрый темп жизни; они все испытывали стресс, а Элвис в особенности, и в конечном счете они просто приняли его поведение как нечто, естественно вытекающее из его роли. Это было то же, что и право первого выбора девушек — не подвергаемая сомнению прерогатива, которая признавалась за ним.

Во всем остальном это был тот же самый Элвис, те же самые шумные развлечения и оргии, которые никогда не прекращались на съемочной площадке. Алан Фортас наконец — то присоединился к группе во время съемок, привлеченный обещанием знакомства с Тьюзди Уэлд, и, действительно, они с Тьюзди стали закадычными друзьями, а другие парни насмехались над ним за его собачью преданность, которую он выказывал семнадцатилетней актрисе — блондинке. Хоуп Лэнг любила водку, и Элвис регулярно составлял ей компанию, что было на него непохоже, впервые позволив парням держать в доме спиртное.

Когда они вернулись в Голливуд, все еще больше напоминало прежнюю жизнь, за исключением того, что на короткое время приехала Анита, которая стала вынюхивать и рыскать и нашла недавнее письмо из Германии от Присциллы. «В письме было написано что — то вроде такого: «Ты должен позвонить моему папе и уговорить его отпустить меня к тебе. Я очень — очень хочу к тебе приехать». Когда Элвис вернулся домой со студии, я сунула ему под нос это письмо, и у нас произошла ужасная ссора. Он мне заявил: «Она совсем ребенок, ей всего четырнадцать, и она просто очень сильно привязалась ко мне. Она хочет приехать. Мы армейские друзья с ее отцом». Он пытался сгладить все таким образом. Честно говоря, мне было трудно понять, ведь я видела фотографии Присциллы, махающей ему на прощание. Она махала точно так же, как я махала ему, когда он уезжал из Мемфиса. Элвис все повторял: «Она всего лишь ребенок. Это ничего не значит». Но это меня не успокоило. Так что я вернулась в Мемфис».

Как только она уехала, Элвис снова стал встречаться с Нэнси Шарп, костюмершей на съемках фильма, и продолжал видеться с Сэнди Ферра, к которой его по — прежнему влекло. «Мы часами танцевали в гостиной, потом он иногда садился за рояль и пел спиричуэлы, и это было так красиво. В этот момент рядом все время находился Клиф, который порой подпевал Элвису. Я жила в Долине, за мной в «Роллс — Ройсе» или лимузине заезжали то одни, то другие парни и отвозили меня к Элвису. Снаружи всегда стояли девушки, и парни обычно проводили с ними время, а мы сидели в комнате Элвиса, или служанка приносила нам что — нибудь поесть, и мы смотрели телевизор.

Как — то раз я надела шорты, Ламар заехал за мной и, ничего не сказав, привез меня к Элвису. Я вошла, Элвис был одет по — парадному, он всегда одевался так на свидания. Он поприветствовал меня и поцеловал в щеку, и мы сели на диван, и в течение следующих трех — четырех часов он не сказал мне ни слова. Это показалось вечностью. Затем он пожелал мне спокойной ночи, поцеловав меня на прощание, и сказал: «Больше никогда не надевай шорты». Я ответила, что не буду. Он объяснил, что всегда одевается празднично для меня и ожидает, что и я тоже буду одеваться празднично для него. Поэтому с тех пор я всегда надевала свои лучшие платья. И больше никаких шорт».

На короткое время новая политика студии поставила фильм под угрозу, снизив продолжительность съемок с пятидесяти часов до тридцати семи — даже для тех картин, которые уже были в производстве. Филлип Данн несколько раз грозился уйти со студии, пока проблема не была решена, но съемки все — таки выбивались из графика, и актерам и съемочной бригаде была дана всего неделя отдыха на рождественские каникулы, прежде чем съемки снова возобновились. Элвис был вполне рад снова возвратиться в Калифорнию после того, как обнаружил те новации, которые произвела в его доме жена его отца, и он тихо и мирно договорился с отцом, что больше никаких изменений в доме не будет производиться без его согласия и одобрения.