Эмма

«Харриет, бедная Харриет!» — в эти слова Эмма вкладывала мучительные для себя мысли, от которых не могла избавиться и в которых заключалась для нее вся истинная тяжесть положения. Фрэнк Черчилл обошелся дурно и с ней самой, причем во многих отношениях, однако она злилась на него не из-за этого, а из-за собственного своего поведения. Обида Эммы распалялась тем, что вследствие его лжи она опять пренеприятнейше обманулась насчет Харриет. Бедняжка! Второй раз сделаться жертвой ее лести и заблуждений. Как пророчество, сбылись слова, сказанные однажды мистером Найтли: «Для Харриет Смит дружба с вами губительна». Теперь Эмма опасалась, что и вправду оказала своей компаньонке дурную услугу. В этом случае, однако, в отличие от предыдущего, она не была единственной виновницей обмана, не внушала Харриет таких чувств, которые иначе бы не возникли. Ведь та сама призналась, что восхищается Фрэнком Черчиллом, прежде чем Эмма позволила себе какой-либо намек. И все же ей было совестно: она поощрила то, чего поощрять не следовало. Напротив, она могла бы помешать развитию нежелательной склонности, ее влияния оказалось бы довольно — теперь Эмма понимала это. Ей казалось, будто она безо всяких оснований поставила под угрозу счастье своего друга. Внимая голосу здравого смысла, она должна была сказать Харриет, чтобы та запретила себе думать о Фрэнке Черчилле, ибо шансы быть им замеченной составляли один к пятистам. «Но, видно, голос моего здравого смысла, — заключила Эмма, — оказался слишком слаб».

Мисс Вудхаус ужасно злилась на себя. Не имей она причины сердиться еще и на Фрэнка Черчилла, это было бы, пожалуй, и вовсе нестерпимо. Что до мисс Фэрфакс, то хотя бы от беспокойства о ней Эмма теперь могла себя избавить. Одной Харриет было вполне достаточно, а тревожиться о Джейн более не приходилось, ибо ее несчастье и ее нездоровье проистекали, несомненно, из одного источника, а значит, в равной мере подлежали излечению. Дни унижений и страданий Джейн Фэрфакс миновали. Скоро им на смену обещали прийти здоровье, счастье и богатство. Теперь Эмма понимала, отчего девушка пренебрегала знаками ее внимания. Одно важное открытие пролило свет на множество мелочей. Несомненной причиной всему была ревность. Джейн смотрела на нее как на соперницу, и все ее проявления участия, вероятно, внушали ей отвращение: прогулка в карете Вудхаусов казалась пыткой, а аррорут из их кладовой — отравой. Эмма понимала это, и, как только собственный ее взор освободился от себялюбивой предвзятости, которую навязывала ей злоба, увидела, что будущее счастье Джейн Фэрфакс вполне заслуженно.

Но до чего же жаль бедную Харриет! Она оказалась единственной пострадавшей стороной, и Эмма со страхом думала, что второе разочарование будет тяжелее первого. Это казалось возможным и даже почти несомненным, ибо и предмет любви во втором случае стоял неизмеримо выше, и сама любовь, вероятно, была сильнее (оценивая чувство Харриет, следовало принимать во внимание ее новообретенную сдержанность и твердость духа). Так или иначе, болезненную правду надлежало сообщить ей как можно быстрее. Прощаясь с Эммой, мистер Уэстон сказал: «Их обручение должно покамест оставаться тайной. Таково желание мистера Черчилла: из уважения к памяти недавно усопшей жены он счел необходимым отсрочить объявление о помолвке, и все мы с ним согласны». Эмма обещала молчать, однако для Харриет нашла возможным и даже должным сделать исключение.

При всем своем огорчении, мисс Вудхаус не могла не ощущать, что это почти смешно: она должна исполнить в отношении подруги ту же неприятную и деликатную обязанность, которую миссис Уэстон исполнила по отношению к ней самой, а именно с тревогой сообщить Харриет ту же весть, которую сама узнала из тревожных уст бывшей своей гувернантки. При звуке шагов и голоса мисс Смит сердце Эммы забилось чаще — как, вероятно, забилось сердце миссис Уэстон при звуке ее шагов. О, если бы и исход беседы был таким же! Но это, увы, невозможно.

— Ах, мисс Вудхаус! — воскликнула Харриет, вбегая в комнату. — Ну не престранная ли это новость?

— О чем это вы? — спросила Эмма, силясь по взгляду или голосу угадать, не случилось ли так, что до мисс Смит дошли какие-то слухи.

— Я о Джейн Фэрфакс! Доводилось ли вам когда-нибудь слышать такую удивительную вещь? Ах, не бойтесь нарушить секрет: мистер Уэстон сам поделился со мной, хотя и сказал, что это большая тайна, — я никому, кроме вас, и не обмолвилась бы, а вы, он говорит, уже знаете.

— О чем именно рассказал вам мистер Уэстон? — проговорила Эмма, до сих пор пребывая в замешательстве.

— Ах, он рассказал мне все: что Джейн Фэрфакс и мистер Фрэнк Черчилл поженятся и что они давно уже тайно обручены. До чего странно!

Не менее странным, чем сама новость, казалось поведение Харриет. Эмма не знала, как ее понимать. Видно, характер этой девушки совершенно переменился за последнее время. Она явно не хотела показать свое волнение и разочарование и делала вид, будто услышанное никак особенно ее не задело. Эмма смотрела на подругу, не в силах вымолвить ни слова.