Эмма

Прежде, до того, как над ее счастьем нависла угроза, Эмма не понимала, в сколь значительной мере оно зависит от мистера Найтли: ей непременно хотелось быть при нем первой, занимать первое место в ряду его интересов и симпатий. Это первенство она считала неотъемлемой своей привилегией, которой наслаждалась бездумно до тех пор, пока не испугалась, что будет низложена. Давно, очень давно привыкла мисс Вудхаус к своему главенствующему положению, ибо более близких родственниц мистер Найтли не имел, а Изабеллу, равную ей по положению, любил и ценил совсем не так, как ее. Много лет именно Эмма была при нем первой дамой, хотя не заслуживала этого: слишком часто вела себя как беспечное избалованное дитя, слишком часто пренебрегала его советами или даже нарочно поступала ему наперекор, не сознавая и половины его достоинств, слишком часто ссорилась с ним, когда он указывал ей на непомерность ее тщеславия. И все же в силу семейных привязанностей и старых привычек, а также в силу широты своей души мистер Найтли любил Эмму. Наблюдая ее взросление, он надеялся, что она усовершенствует свой ум, и, как никто другой в целом свете, тревожился о том, хорошо ли она поступает. Эмма знала: невзирая на все свои недостатки, она дорога ему. Вероятно, даже очень дорога. Однако не следовало предаваться мечтам. Это Харриет способна вообразить себя предметом особого, исключительного, пылкого чувства со стороны мистера Найтли. Она же, Эмма, не станет льстить себя ожиданием слепой любви — по крайней мере, от него. Недавно он доказал ей свою беспристрастность. Как возмутила она его, когда дурно обошлась с мисс Бейтс! Как прямо и сильно он высказал ей тогда свое неодобрение! Не настолько сильно, чтобы ее оскорбить, но достаточно сильно для того, чтобы она не мнила, будто, глядя на нее, он руководствуется чем-то еще, кроме неизменной справедливости и трезвой доброжелательности. Нет, ничто хотя бы отдаленно напоминавшее надежду не позволяло Эмме ждать от него такой любви, о какой она теперь думала. Надеяться (то слабо, то гораздо сильнее) можно было лишь на одно: вероятно, Харриет переоценивает симпатию мистера Найтли. Хотя бы ради него Эмме следовало этого желать. Пускай сама она ничего не приобретет, пускай он просто останется холостяком. Будь уверена, что он никогда не женится, она бы вполне удовлетворилась. Пускай бы он был прежним мистером Найтли для нее самой и ее папеньки, прежним мистером Найтли для всего света. Пускай бы Донуэлл и Хартфилд связывали прежние драгоценные узы любви и доверия. Тогда Эмма была бы вполне покойна. Ведь замужества она вовсе и не желала. Разве могла она дать волю чувствам к мистеру Найтли, не пренебрегая дочерним долгом? Нет, ничто не разлучит ее с отцом. Она никогда не выйдет замуж, даже если мистер Найтли предложит ей свою руку.

Эмма страстно желала Харриет разочарования и надеялась, когда увидит их вдвоем, хотя бы определить, велика ли вероятность исполнения этого желания. Отныне она станет пристально за ними наблюдать и, невзирая на прежние свои ужасные ошибки в истолковании того, что происходило у нее перед глазами, на сей раз не ошибется. Возвращения мистера Найтли следовало ожидать со дня на день. Вновь испытать себя в искусстве наблюдения Эмме предстояло очень скоро, и она даже страшилась этого, когда все ее мысли принимали одно направление, отнюдь не самое приятное. С Харриет она решила покамест не видеться. Ни им обеим, ни их предмету не пошли бы на пользу новые беседы о нем. Уверяться в его склонности к Харриет, пока сомнение еще возможно, Эмма не желала: разуверять же ее была не вправе: разговор не принес бы ничего, кроме раздражения, — а потому отправила мисс Смит письмо, в котором доброжелательно, но настойчиво просила недавнюю свою подругу покамест не посещать Хартфилда, ибо, по ее убеждению, им не следовало более обсуждать определенный предмет с глазу на глаз. Эмма надеялась, что, воздержавшись на протяжении нескольких дней от встреч тет-а-тет (против того, чтобы видеться в обществе, она не возражала), они впоследствии сумеют держать себя так, будто совершенно позабыли вчерашний разговор. Харриет согласилась, выразив согласие и даже благодарность.

Как только это дело уладилось, приход посетительницы отвлек мысли Эммы от того, что занимало ее, лежала ли она в постели или гуляла по парку, минувшие двадцать четыре часа. Явилась миссис Уэстон, которая ездила навестить будущую невестку и на обратном пути заглянула в Хартфилд, с тем чтобы из чувства долга перед Эммой и притом не без собственного удовольствия изложить подробности занимательнейшей беседы.

К миссис Бейтс она вошла в сопровождении супруга (который, кстати сказать, весьма достойно исполнил свою роль в этом формальном визите) и, просидев четверть часа, уговорила мисс Фэрфакс прогуляться. За время этой прогулки она узнала много такого, о чем теперь могла с удовольствием поведать, — гораздо больше, чем за пятнадцать томительно неловких минут в тесной гостиной.