Эмпатия

– Как скажешь, дорогой, «А» так «А». – Красный пожал плечами. – А по поводу дивидендов, значит, мы договорились.

– Я предполагаю, что в конце года на общем собрании финансовая картина будет весьма и весьма радужной. Так что я не согласен на снижение выплат. Возможно и обратное, но мне нужны гарантии.

– Гарантии чего? Что завтра всё не полетит в тартарары? Вся человеческая история доказывает обратное. Не бывает стабильности, мира и спокойствия. Всё всегда становится только хуже, ну, увидишь в конце года.

– Тогда отдай мне десять процентов акций в залог. И если ты прав, то ничего не потеряешь. А если нет – обменяешь их на двойной, нет, тройной объём от моих дивидендов за год! – Андрей перешёл на визг, настолько увлёкся ролью больного параноика.

– Андрей, кажется, тебе надо сменить врача. Ты какой-то нервный. Зачем тебе акции? Ты живёшь в прекрасном месте, дышишь свежим воздухом и каждый день ешь органическую еду. Да пол-России сами бы отрезали себе ноги за место в этом пасторальном раю, – сказал Красный.

Андрей покачал головой. Красный хорохорился, но отказать компаньону не мог. Они оба знали, что Андрей мог играючи пустить «Эмпатию» в увлекательное путешествие по пути банкротства и скандалов. Андрей слишком много знал о том, как разрабатывалась технология освоения чужих мыслеформ и воспоминаний. Да и сам ею баловался. Именно поэтому у него в кармане уже тридцать процентов акций.

– Хорошо. – Красный хлопнул в ладоши. – Мой дорогой друг, в знак моего нескончаемого уважения и признания твоего неоценимого вклада в наше общее дело я сейчас же отдам распоряжение о переводе тебе десяти процентов акций. И я выкуплю их даже по цене пяти твоих обычных дивидендов за год. Слово Красного.

– Лучше физическая подпись с голосовым подтверждением и ДНК-сверкой. – Андрей откинулся на спинку кресла, не скрывая облегчения.

Красный пробарабанил пальцами комбинацию условных стуков на своём браслете интеркома и тут же передал Андрею десять процентов акций «Эшки». Оба расстались довольными – каждый гордился собой. Красный был уверен, что отобьётся от государственного расследования и до конца года удвоит, а то и утроит доход компании.

Андрей же наслаждался тайным знанием о том, что де-факто главный в «Эмпатии» сейчас только он. Недостающие для контрольного пакета акции он скупил через подставные фирмы ещё в прошлом году. Перевести их на себя – дело пары минут. Но раньше времени он раскрывать этот секрет никому не хотел.

Забавно, но чем ближе была вожделенная цель, тем меньше она занимала его мысли. А вот переживания за Марину не отступали.

– Зарули на рынок экзотических фруктов, – приказал Андрей аэрокару.

Удивление на лице племянника он проигнорировал. Потому что предвкушал, как появится на пороге соседки с корзиной дорогих лакомств. Можно было бы взять и вина, хмельная Марина его не раздражала, скорее умиляла: чем больше она пила, тем более расслабленной и спокойной становилась. Но Андрей помнил вкус наливок из её бара и решил не позориться с магазинной продукцией. Да и после вчерашнего «инцидента» вряд ли она открыто появится на людях с бокалом в руках.

Пока Балтенко ждал встречи с Мариной, женщина его мечты лежала в кровати в своей спальне (заперта изнутри, ручка подпёрта стулом, под подушкой – кухонные ножи) в беспокойном, но крепком сне благодаря успокоительным.

Глава 22. Экзамен

Алексу стало смешно уже на первой минуте расспросов в комнате для собеседований с родителями. Работа в МИТе освобождала его от прохождения любых медицинских и психологических процедур. Предполагалось, что уж такой работодатель, как МИТ, неадекватных людей в штате не держит. На Марину официально у представителей школы тоже ничего не было, кроме краткой справки о хулиганской выходке в общественном транспорте. Иска в мировой суд не предвиделось, а сдавать жену на съедение инквизиторам школьного образования и службы опеки Алекс не собирался. У тех, кто сидел напротив него, был единственный шанс вмешаться в дела семьи – поймать на запрещённых веществах и асоциальном поведении Алекса. А он – сотрудник МИТа.

Алекс сидел на шатком пластиковом стуле без спинки перед длинным и широким столом комиссии. Прямо по центру – похожая на злого пуделя седовласая директор школы Ольга Александровна. По бокам от неё – безликие и бесцветные инспекторы из нескольких ведомств. Все они были в информационных очках, и Алекс знал, что перед глазами у каждой прокручивается досье на него, Марину и Николая. Вплоть до последних анализов мочи и крови.

– Мы получили сигнал о нетрезвом состоянии матери Николая, – в пятый раз затянула ту же песню Ольга Александровна. – Мы не можем оставить это просто так.

– Во-первых, в записях об этом инциденте нет данных медицинского освидетельствования. Я проверил копию протокола перед вылетом. Во-вторых, вы не имеете права голословно обвинять мою супругу в антиобщественном поведении. Кроме того, во время инцидента Коли рядом с ней не было. – Холодову начала надоедать эта пародия на допрос, и он зачем-то упомянул сына.