Empire of Liberty: A History of the Early Republic, 1789-1815

С самого начала Джефферсон заиграл примирительную ноту: "Мы все республиканцы - мы все федералисты", - заявил он в своей инаугурационной речи, выражая традиционное желание избавиться от ненужных партийных обозначений, которое разделяли и некоторые другие республиканцы. Пропасть, которую федералисты создали между федеральным правительством и народом, теперь была закрыта, и в республиканской партии больше не было реальной необходимости. Поскольку республиканцы считали себя "народом", они были готовы вовлечь в свое дело многих федералистов, тем самым укрепляя ощущение преемственности с 1790-ми годами.

Таким образом, джефферсоновская "революция 1800 года" почти незаметно влилась в основные демократические течения американской истории. Сам Джефферсон осознавал свою неспособность осуществить "все реформы, которые подсказывал разум и одобрял опыт". По его словам, он не был волен делать все, что считал нужным; он понимал, как трудно "внезапно продвинуть представления целого народа к идеальной правоте", и пришел к выводу, что "не следует пытаться сделать больше добра, чем народ сможет вынести".28 И все же, по сравнению с консолидированным героическим государством европейского типа, которое пытались построить федералисты в 1790-х годах, то, что Джефферсон и республиканцы сделали после 1800 года, доказывало, что настоящая революция - такая настоящая, как говорил Джефферсон, - произошла.29

В своей инаугурационной речи пятидесятисемилетний Томас Джефферсон представил себе "поднимающуюся нацию, раскинувшуюся на широкой и плодородной земле, бороздящую все моря с богатыми продуктами своей промышленности, занимающуюся торговлей с нациями, которые чувствуют силу и забывают право, быстро продвигающуюся к судьбам, недоступным для смертного глаза". Америка, по его словам, была "лучшей надеждой мира" и обладала "самым сильным правительством на земле". Это была "избранная страна, в которой хватит места для наших потомков до тысячного и тысячного поколения". Он верил , что дух 1776 года наконец-то воплотился в жизнь и что Соединенные Штаты могут стать маяком свободы для всего мира. "Справедливое и прочное республиканское правительство", которое он стремился построить, - говорил он, - "будет постоянным памятником и примером для подражания народам других стран". Американская революция была всемирно-историческим событием, чем-то "новым под солнцем", говорил он ученому-радикалу Джозефу Пристли. По его словам, она всколыхнула умы "массы человечества", и ее "последствия улучшат положение человека на огромной части земного шара". Неудивительно, что Джефферсон стал источником американской демократии, ведь в самом начале своего президентства он заложил свод американских идей и идеалов, сохранившихся до наших дней.30

Полагая, что большинство зол, причиняемых людям в прошлом, проистекало из злоупотреблений раздутых политических институтов, Джефферсон и республиканцы в 1800 году намеренно взялись за осуществление того, что, по их справедливому мнению, было изначальной целью Революции: уменьшить чрезмерную и опасную власть правительства. И Джефферсон, и его соратники-республиканцы хотели создать национальную республику, основанную на идеологии оппозиции XVIII века "страна - виг", согласно которой чем меньше правительство, тем лучше. Изначально Джефферсону не очень нравилась Конституция. Он считал, что президент - это "плохое издание польского короля". На самом деле он считал, что трех-четырех новых статей, добавленных "к доброму, старому и почтенному фабрику" Статей Конфедерации, было бы вполне достаточно.31 В 1801 году он и его соратники-республиканцы были в состоянии обеспечить, чтобы о Соединенных Штатах продолжали говорить во множественном числе, как о союзе отдельных суверенных штатов, что и оставалось на протяжении всего предбеллумского периода. Короче говоря, они стремились к тому, чтобы власть центрального правительства напоминала власть старых Статей Конфедерации, а не государства европейского типа, которое пытались построить федералисты. Для этого Джефферсон и его коллеги должны были создать общее правительство, которое могло бы править без традиционных атрибутов власти.

С самого начала Джефферсон был уверен, что новое правительство отвергнет даже обычные ритуалы власти. С самого начала он задал новый тон республиканской простоты, который резко контрастировал с чопорной формальностью и царственными церемониями, которыми федералисты окружали президентство. Никаких тщательно украшенных карет, запряженных четверкой или шестеркой лошадей, для Джефферсона: избранный президент прошел пешком от своего пансиона на Нью-Джерси-авеню до инаугурации без всяких фанфар. Он сразу же продал кареты, лошадей и серебряную сбрую, которыми пользовался президент Адамс, и оставил себе только рыночную повозку с одной лошадью.