Енисей - река сибирская

Только пятилетки разбудили Енисейск от долгой спячки. Задымили трубы енисейского лесопильного завода; ожила городская пристань, откуда отправлялся на север караван за караваном; появились на сонных улицах люди, заговорившие о гидростанциях, о дорогах в глубь тайги, о дамбе в селе Подтесове, где строился затон, и о многом другом, чем стали жить город и его округа.

* * *

Есть что-то романтическое в самом слове "золотоискатель". Так и видишь перед собой молодцов в широкополых шляпах, жизнерадостных, славных парней, беззаботно бросающих на стойку кабачка кожаные мешочки с золотом, совершающих немыслимые поездки на собачьих упряжках, ночующих на снегу без всякого вреда для здоровья.

О таких золотоискателях нам много и увлекательно рассказывал Джек Лондон. Но непозолоченная правда о золоте, в частности о сибирском, гораздо жестче…

Золото, сыгравшее такую видную роль в истории Енисейска, было найдено на огромном пространстве между Ангарой и Подкаменной Тунгуской. Оказалось, что эта безлюдная часть края богата совершенно сказочно. Енисейский золотоносный район к семидесятым годам дал уже сотни тысяч килограммов рассыпного и рудного золота. В рекордный, 1847 год здесь было добыто двадцать тонн благородного металла — почти девять десятых всей золотодобычи России!

Но в Енисейской "золотой тайге" не встречались жизнерадостные молодцы в широкополых шляпах. Не мчались по льду ее речек и собачьи упряжки. Лишь сторонкой от троп, хоронясь в лесной чащобе, пробирались бледные, изможденные люди, вздрагивавшие при треске валежника под ногами.

Нигде, пожалуй, не обнажались так откровенно и бесстыдно все зверства капиталистической эксплоатации, как на золотых приисках. Человеческие права попирались здесь грубо и безжалостно. Коварство и обман считались добродетелью.

Работу на приисках называли "вольной каторгой". Однако знатоки утверждали, что "жизнь каторжника несравненно лучше жизни всякого приискового рабочего". Сами приисковые рабочие пели такую песню:

Мы по собственной охоте
Были в каторжной работе
В Северной тайге.
Мы пески там промывали,
Людям золото искали,
Себе не нашли.
Щи хлебали с тухлым мясом,
Запивали дрянным квасом
И мутной водой.
Приисковые порядки
Для одних хозяев сладки,
А для нас горьки.
Там шутить не любят шутки,
Там работали мы в сутки
Двадцать два часа.

В этой песне все правда, горькая правда.

…Ранней осенью, когда с крестьянина требуют налоги и подати, по селам разъезжают вербовщики. О, эти вербовщики — щедрый народ! Они не только охотно угощают всякого в кабаке, но и предлагают тем, кто пожелает пойти работать на прииски, задаток — пятьдесят рублей.

Это очень большие деньги для бедняка, у которого, того и гляди, опишут за недоимки последний скарб.

— Бери! — кричит вербовщик. — После отработаешь! У нас, брат, на приисках каждый месяц будешь получать по пятьдесят рублей…

Велик соблазн… А вербовщик уже отсчитывает замусоленные бумажки. Хлопнули по рукам. Выпили. "Не беда, — утешает себя нанявшийся, — до весны еще далеко, а деньги — вот они, в кармане".

Весной, словно чорт за душой, является вербовщик в деревню снова. Настал час расплаты. Вербовщику еще с осени нанявшийся отдает паспорт — никуда не денешься. Понуро бредут мужики по бездорожью, распутице в тайгу, бредут партией, словно ссыльные по этапу. Дорога иногда продолжается месяц, а то и два. За это время нанявшиеся залезают в долги — хозяйский приказчик всегда готов отпустить и хлеб, и водку, и ситцевую рубаху, но по баснословно высокой цене. Все, что выдано, приказчик записывает в книжку.

Когда наконец рабочий доходит до приисков, его уже целиком опутали сети кабалы.

"И какую каторжную работу несет приисковый рабочий! — восклицает писатель-сибиряк Кущевский, знаток "вольной каторги". — Он ложится в двенадцать часов ночи (под осень, в темные ночи, до этих часов работают даже с фонарями), а в три уже встает. От начальства золотопромышленнику даны казаки с нагайками, которые очень хорошо умеют школить ленивых или строптивых. Рабочий ест постное, какую-то гнусную похлебку из соленой рыбы, которая при таком громадном труде вовсе не возобновляет его силы; он голодает, худеет и болеет. С больным рабочим золотопромышленник поступает гораздо хуже, чем самый жестокосердый человек со своей собакой. Боясь, чтобы рабочий не умер на прииске, ему отдают паспорт, выводят подальше от прииска в тайгу, предоставляя ему заблудиться и умереть голодной смертью".