Енисей - река сибирская

Что еще есть на Нижней Тунгуске, кроме угля и графита? Правильней было бы сказать: чего только нет на Нижней Тунгуске! Вот, например, исландский шпат, очень нужный в оптике. У нас в Советском Союзе добывается примерно три четверти его мировой потребности, и наилучший исландский шпат встречается именно здесь, на Нижней Тунгуске. Геологи находили вблизи реки и другие полезные ископаемые. Некоторые считают, что здесь есть нефть. А древесина, а драгоценные меха, а рыба? Кто подсчитывал их неисчерпаемые запасы?

Когда мы вернулись к берегу, графит уже с грохотом сыпался в трюмы барж. Теплоход не стал дожидаться конца погрузки. Он должен был забрать баржи с графитом на обратном пути, а сейчас продолжать путь вверх по реке с остальными грузами.

После Ногинска мы остановились у фактории Кочумдек. Дома фактории стояли на очень странном берегу: он был вымощен крупным булыжником. Это сделала река, и сделала нисколько не хуже искусного каменщика. Она хорошо потрудилась, обкатывая и сглаживая камни. Вероятно, это происходило во время ледохода, который тут еще грандиознее, чем на Енисее. Может показаться невероятной уже весенняя прибыль воды: она поднимается над обычным уровнем на целых тридцать пять метров! Это высота многоэтажного дома. Можно представить, с какой силой эта чудовищная масса воды несет льдины, ломая скалы и легко перекатывая по дну их обломки.

Знаменитый водоворот "Хюлли" благодаря половодью мы миновали совсем беспрепятственно. Вода размыла здесь огромные ямы, глубиной в десятки метров. Местные рыболовы добывают в них красную рыбу — осетра.

В Кочумдеке мы сгружали товары: мешки с мукой, Сахар, дробь, порох, охотничьи ружья, книги. Очевидно узнав о приходе каравана, в лавку фактории приехали эвенки. Они побывали в гостях и у нас на теплоходе, посмотрели машину, попили чаю. Это были смуглые, крепкие люди, не особенно высокого роста, скуластые, с черными глазами. У мужчин на поясе висели охотничьи ножи. Наши гости курили хорошие папиросы. Одеты они были в пиджаки, сшитые из добротного сукна. Они весело шутили, много смеялись.

Помните, у Пушкина:

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгуз…

Так вот, эвенки это и есть тунгузы, или тунгусы. Тяжело жилось им раньше. Их считали дикарями, инородцами. Эвенки должны были платить царским чиновникам особый налог — "ясак": восемьдесят соболей в год с семьи.

Эвенков безжалостно обманывали купцы. Нужен, например, в хозяйстве котел — купец продаст, пожалуйста. Но запросит за это столько соболей и лисиц, сколько нужно для того, чтобы заполнить мехами доверху этот самый котел.

Жили эвенки в шалашах — чумах. Огонь разводили прямо посредине, и едкий дым, не успевая выходить через отверстия в потолке, слепил глаза. Если кто заболеет, звали знахаря — шамана. Грамотных среди эвенков не было вовсе.

У эвенков были нелепые обычаи и суеверия. Например, женщина не должна была располагаться в почетной части чума, где имели право сидеть только мужчины. Если женщина случайно переступала через лежавшее на земле ружье, это считалось страшным преступлением. Во время кочевья с места на место в поисках пастбища для оленей женщина должна была разбирать и собирать чум, вести оленей, разжигать костер и выполнять разную другую работу. Богатый эвенк мог купить себе жену за двадцать оленей.

После Октября лесной народ прогнал своих угнетателей — кулаков и князьков, прогнал шаманов. Бедняк получил оленей и забросил в кусты старый дедовский лук: у него появилось хорошее ружье. Эвенки выбрали кочевые советы. В тайге появились красные чумы, где рассказывали о Москве, о Ленине, о Сталине.

Наконец был создан Эвенкийский национальный округ, территория которого в три с лишним раза превышает территорию Великобритании.

Наш путь лежал как раз к центру этого округа — Туре.

За Кочумдеком река стала спокойней, приветливей. Коварные пороги, косы, мели исчезли. Это было странно: на карте в тех местах, где мы теперь плыли, было обозначено немало всяческих препятствий для судоходства. Я обратился за разъяснением к нашему лоцману.

— Порогов, говоришь, нет? — сказал он. — Сейчас в хребтах снега тают, воду гонят. А попробуй-ка плыть здесь попозже — хлебнешь горюшка через край. Тут тебе река сразу покажет зубы. А они у нее острые, каменные. К осени здесь даже на илимке не всякий рискнет плавать.

Этому трудно было поверить. Но я вспомнил, что пароходы успевают сделать на "дикие реки" только один весенний рейс и спешат быстрее вернуться на Енисей. Мы ведь тоже идем вперед день и ночь, стараясь сокращать стоянки.

Чувствуется, что наш путь лежит на юг. Солнце светит теперь необыкновенно ярко, как будто торопясь щедро расплатиться с землей, истосковавшейся по нему за долгую зиму, за холодные дни запоздавшей весны. С гор бегут уже не ручьи, а целые потоки Все чаще попадаются полянки, радующие глаз изумрудной зеленью.