Что за раздолье пернатым в этом бескрайном зеленом просторе! Они прилетели сюда, чтобы вывести и вырастить птенцов. Лебедь выбирает для гнезда дикие и недоступные места в самых глухих углах тундры. Остальные птицы селятся на берегах рек и озер. Редко тревожит их здесь человек. Тут их царство. Гомон, крик, писк птенцов, кудахтанье, гоготанье, хлопанье крыльев не умолкают ни на минуту. Всюду жизнь, всюду радость…
Прекрасна тундра весной! Но время ее пышного цветения коротко и быстролетно. Сейчас, когда мы плыли на "Бурном", тундра была уже тронута осенью.
Вид, который открывался нам, еще раз подтверждал, что тундра далеко не всегда представляет собой равнину. Мы располагали наглядным доказательством, что она может быть холмистой и даже гористой: на берегах, особенно на правом, то тут, то там появлялись утесы, покрытые лишайниками, а далеко на горизонте виднелись какие-то хребты.
Мы плыли теперь в пределах Таймырского национального округа. Дудинка была его центром. К северу он простирался) до океана. Три четверти миллиона квадратных километров забрал этот заполярный округ в свои границы — три четверти миллиона километров вечной мерзлоты, болотистой тундры, редколесья, горных увалов, покрытых мхами.
Здесь обитают северные оленеводы
Вон на мысу, поближе к воде, два островерхих чума. Подкрутим-ка винт бинокля. Теперь видно, что у костра стоит человек и смотрит в нашу сторону: что, мол, это за судно идет?
До чумов еще далеко, и мы поровняемся с ними не раньше чем через полчаса. Однако капитан, мельком взглянув в бинокль, уверенно говорит:
— Саха на рыбную ловлю вышел.
— Почему вы думаете, что это Саха?
Капитан смотрит на меня снисходительно:
— Бисер, — отвечает он. — Бисерные вышивки на рубахе. Саха очень любят эти вышивки и делают их с превеликим искусством. Никакой другой житель тундры, кроме Саха, не вышьет так здорово.
Снова берусь за бинокль. Действительно, можно различить красивый узор на одежде человека, который теперь спустился к самой воде. За ним идут три собаки — три здоровенных пса, не похожих на юрких таежных лаек, с которыми эвенки ходят на охоту за белкой.
Очевидно, это ездовые "туруханцы".
Мне не приходилось самому ездить зимой на туруханских собаках, и я до сих пор сожалею об этом. Бывалые люди утверждают, что здешние собаки по выносливости, сообразительности и неприхотливости вполне могут поспорить с псами Аляски, с "белыми клыками", так хорошо описанными Джеком Лондоном. Говорят, что туруханские собаки тянут легкие санки — нарты — там, где даже олень, этот вездеход тундры, оказывается бессильным.
И этому можно поверить. Во всяком случае, ту работу, которую выполняют собаки летом, вряд ли способно выполнить какое-либо другое животное. Речь идет о тяге лодок.
Где-то около устья Нижней Тунгуски я впервые наблюдал, как четыре собаки, запряженные в лямку, тащили против течения довольно большую лодку. Видимо, эта работа не казалась им особенно тяжелой, потому что они быстро и резво перебирали ногами. В лодке сидел человек с кормовым веслом. Берег был ровный, и все шло как нельзя лучше.
— Ну, а если бечева запутается или камень по дороге попадется? — спросил я тогда нашего лоцмана. — Наверное, хозяину поминутно из лодки вылезать приходится?
— Нет, зачем же ему вылезать! — удивился лоцман. — Вожак сам дорогу выбирает, сам соображает, где и как тянуть, чтобы бечеву не запутать.
Это уже слишком! Видимо, лоцман заметил на моем лице недоверие, потому что добавил:
— Поплаваете подольше, сами увидите.
И вот где-то около Дудинки я, действительно, увидел то, о чем он говорил.
Хозяин, пожилой рыбак, сел в лодку и взял кормовое весло. Собаки, запряженные в лямку, с холщовыми хомутиками на задней половине туловища, терпеливо ждали, пока он поудобнее устраивался в лодке и размещал разную кладь. Но вот хозяин издал губами какой-то звук, видимо означающий "вперед", и собаки, не мешая друг другу, тронулись за вожаком, крепким, широкогрудым псом с прокушенным и сморщенным ухом.