Я нащупал под рубашкой коробочку с перстнем; у незнакомца не должно быть ко мне никаких претензий: ведь я действительно еду в Москву, стало быть, все наши договоренности выполняю. Ну, а то, что его люди не поспевают за мной — это не мои проблемы; я же не обещал, что буду ходить с ними в обнимку. Да он этого и не требовал.
Поезд на Москву подошел к перрону через четырнадцать минут. Еще через две минуты он двинулся дальше. Я не стал брать билет в кассе — сунул деньги прямо проводнице; в случае чего полезно иметь помощника. Я постарался запомнить всех пассажиров, которые сели на поезд вместе со мной: их было трое.
Трое: двое мужчин и одна женщина. Мужчины стояли на перроне довольно далеко от меня и сели куда-то в один из плацкартных вагонов. Женщина появилась на платформе в самый последний момент; она неожиданно вышла из обшарпанного, приземистого здания вокзала; в хрупкой разболтанной рамке старой рассохшейся двери жалобно звякнуло стекло — самое настоящее, не какой-нибудь современный пластик! — и в узком проеме, залитым ровным приглушенным светом, возник ее темный силуэт.
Я бросил быстрый взгляд: женщина была высокой, стройной, но вовсе не худой; черная юбка, доходившая до середины колена, жадно обтягивала ее крутые виолончельные бедра; черный жакет с широким воротником и большими пуговицами украшала серебряная брошь в виде паука; хитросплетения тонких мышц шеи, изменявшие свои соблазнительные очертания при малейшем повороте головы, выгодно подчеркивала неброская, но далеко не простенькая подвеска; остроугольный вырез недвусмысленно указывал направление дальнейшего осмотра; высокие каблучки подтягивали округлые рельефные икры; под нежным прозрачным нейлоном чулок переливалась еще более нежная кожа; изящные подъемы аккуратных ступней были опутаны сетью голубых жилок; тень от широкополой шляпы полностью скрывала лицо женщины.
Она путешествовала налегке: в руке — маленький дорожный чемоданчик, и дамская сумочка через плечо.
Тишину июльской ночи деликатно смял перестук железных колес; сдержанно переводя тяжелое дыхание, поезд осторожно вполз под навес; жесткие лучи фар и головного прожектора выхватили у дальнего семафора прыгающую фигурку коротконогой собачонки — поминутно оглядываясь и поджав хвост, она торопливо перебегала через рельсы.
Передо мной остановился желто-синий вагон СВ. "Чего уж мелочиться?" — подумал я и решительно двинулся к открывшейся двери.
Первой вошла незнакомка; даже вблизи я не смог разглядеть ее лица. Затем и я ухватился за блестящий поручень. "Куда?" — пыталась остановить меня проводница. "Ваш билет?"
— Милая, мне в Москву надо — позарез! А билет купить не успел! — сказал я и сунул ей сто долларов.
Проводница, худая высокая дама лет сорока, с жесткими темно-рыжими волосами, как-то угловато обернулась и быстро выхватила деньги у меня из рук; еще мгновение — и зеленая бумажка исчезла в кармане ее форменной тужурки.
— Поезд стоит здесь две минуты. Подождите в тамбуре: тронемся — тогда я найду для вас место! — глядя мне за спину, сказала она; лицо проводницы было усеяно крупными темными веснушками — такими четкими и выпуклыми, будто бы в него плеснули остывшим чаем, и чаинки прилипли к белой коже.
Откуда-то спереди донесся нетерпеливый посвист; семафор облегченно закрыл воспаленный красный глаз и вытаращил приветливый зеленый; могучий локомотив напряг стальные мускулы и, дрожа от натуги, потащил вагоны в темноту; повинуясь его чудовищной силе, вагоны послушно покатились следом.
Проводница стояла на подножке и, щуря слезящиеся от дыма титанов глаза, крепко держала свернутый флажок, прижимая острый локоть к пологой груди. В узкую щель тамбура ворвался звон колокольчика и мгновенно затих; промелькнул шлагбаум — поджарая зебра с красным фонариком на носу.
Проводница захлопнула дверь и закрыла ее на ключ.
— Пойдем, — сказала она и повторила, — пойдемте, — словно предоставляя на выбор любую форму обращения: "ты" или "вы". Я пошел.
— В третьем купе место свободно до самой Москвы, — сверившись со своими бумагами, сообщила она. — Потребуется чай, кофе, водка или коньяк — я на месте, — на этот раз ей удалось избежать неопределенности в обращении; вообще обращения удалось избежать.
Я промычал что-то неразборчивое и отправился в третье купе.
Прежде чем войти, я постучал. Купе в СВ, как известно, рассчитаны всего на двух пассажиров: что же, это хорошо — чем меньше посторонних глаз, тем лучше.
— Войдите! — послышался глубокий грудной голос: это не было вежливым приглашением, скорее — снисходительный приказ.
Я дернул хромированную ручку; дверь мягко откатилась в сторону. В купе сидела ЭТА женщина; на чемоданчике лежала шляпа.
— Добрый вечер! — сказал я.
Женщина кивнула в ответ; она внимательно осматривала меня — оценивающе, с ног до головы.
— Я… поеду с вами. Нам… по пути.
— Возможно, — ее пухлые чувственные губы скривила презрительная гримаса: едва уловимая, но все же я успел заметить.