Энциклопедия диссидентства. Восточная Европа, 1956–1989. Албания, Болгария, Венгрия, Восточная Германия, Польша, Румыния, Чехословакия, Югославия

Издававшийся с 1964 года «Праксис» публиковал не менее критические статьи, но написанные чаще всего теоретическим языком, что позволило журналу просуществовать до 1974 года. Печатавшиеся в нем авторы критиковали СКЮ за отход от целостного проекта социалистической эмансипации человека и обвиняли партию в прагматизме, ориентации только на цели удержания власти, а не на подлинное переустройство общества. Поэтому журнал принципиально поддерживал систему самоуправления как дающую определенные надежды, но в то же время указывал на ее непоследовательность. Журнал также пользовался официально санкционированной категорией «бюрократия», но в ее критике выходил далеко за пределы партийной ортодоксии и вслед за Джиласом ставил диагноз, что коммунистическая бюрократия – это своего рода новый класс. Авторы «Праксиса» выступали за свободу мнений и отказ от демократического централизма в партии, с тем чтобы разные концепции могли конкурировать. Журнал вызывал определенное беспокойство партийных верхов, а еще большее – в среде западных марксистов. Реакцией на него, однако, были не репрессии, а полемическая статья Эдварда Карделя, идеолога СКЮ, опубликованная на страницах «Праксиса» в 1966 году. Журнал с 1965 года издавался также на западных языках и стал югославским экспортным товаром, который придавал режиму даже определенный блеск, когда по приглашению «Праксиса» в Югославию приезжали главные идеологи немецкого и французского неомарксизма.

Такой партийно-политический контрданс продолжался до 1974 года, когда в полностью изменившихся условиях, после расправы с *«хорватской весной» и *«сербским либерализмом», власти закрыли «Праксис» за инспирирование *студенческих протестов 1968 года шестью годами ранее. Когда партия смыкала свои ряды, провоцирующие дискуссии становились лишними и вредными, отпадала также возможность создания «Праксисом» левой югославской альтернативы приобретающему все большую популярность в партии мышлению в категориях национальных интересов. Хотя «Праксис» издавался в Загребе и редактировался по большей части хорватами (Гайо Петрович, Данило Пейович, Милан Мирич, Бранко Хорват, Предраг Враницкий), это был общеюгославский журнал, причем не только из‐за большого числа белградских авторов, представленных на его страницах, но и из‐за идеологии, не выводящей за рамки, созданные югославской социалистической федерацией.

С начала 1960‐х это, однако, не было столь очевидным для партийной верхушки. То, что национальные разногласия публично артикулировались, было еще одной чертой, отличавшей Югославию от стран советского блока. Разумеется, распри и трения на национальной почве существовали во всех коммунистических странах, особенно в многонациональных, а не только в Югославии (или в Чехословакии периода *«пражской весны»), но лишь в Югославии это принималось как элемент действительности, а не преходящая трудность в строительстве социализма. Политика «братства и единства» стремилась их минимизировать, время от времени выдвигая идею единой югославской нации, но с конца 1950‐х партия согласилась с тем, что национальные конфликты (как и нации) не исчезают, а значит, необходимо создать механизм их разрешения. Здесь создавалось второе поле, на котором несмотря на монопольную власть СКЮ мог развиваться относительный плюрализм. Культурные, образовательные, научные инициативы, направленные на улучшение судьбы собственного народа, которые в других коммунистических странах неминуемо вступали в противоречие с желанием компартии контролировать всё, в Югославии могли встретить безучастность партии и даже, как в Хорватии, поддержку.

Историю «хорватской весны» чаще всего начинают отсчитывать от «Декларации о названии и положении хорватского литературного языка» (март 1967 года). Декларация была подготовлена «Матицей хорватской» (объединением, которое с 1842 года занималось формированием хорватского национального сознания) и несколькими другими культурными объединениями и была поддержана 130 выдающимися представителями хорватской интеллигенции. Она содержала протест против низведения хорватского языка до уровня неполноправного местного диалекта и требование конституционно гарантировать равноправие всех литературных языков народов Югославии. Дебаты, связанные с декларацией, стали первым проявлением возрождения хорватского гражданского общества, что позже получило название «массовое движение» (*«маспок»). Уже на этом начальном этапе «хорватской весны» можно увидеть и еще одно, не менее важное течение, представленное национально ориентированными коммунистами, а таковые были и среди лидеров организаций, участвовавших в составлении декларации, и среди поддержавших ее представителей интеллигенции. Одновременно коммунисты во взаимодействии с «маспоком» вели свои игры внутри Союза коммунистов Хорватии (СКХ), а добившись контроля над партией – и с Белградом.