Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 1. А-К

А потом плюнул на все и пошел одеваться. Гори он огнём, этот мой хохочущий зазеркальный двойник. Пусть себе в одиночку досмеивается, если уж ему так приспичило.

Глава 122. Йахья

... мы не делали ему раньше одноименного.

— Ага, писать, оказывается, тоже умеешь. Тоже мне, человек Ренессанса, на все руки мастер, блин... Это не автобиография, надеюсь?

Веня улыбается и хмурится одновременно. Про себя отмечаю, что неплохо бы и мне научиться такую морду лица изображать. Пригодится.

— Какая же автобиография? — удивляюсь, надо сказать, вполне искренне. — Это биография моего покойного тёзки. Я что, похож на мизантропа?

— Не похож ты ни на мизантропа, ни на синантропа, ни даже на питекантропа. Вообще на «антропа» не похож... Так что, хочешь сказать, все выдумка?

— Конечно. Основанная, между прочим, на результатах нашего совместного, не сказал бы, что тяжкого, труда.

— Труд трудом, а список несбывшихся желаний чей? Не твой, часом?

— Ну уж нет. Баккарди с колой я пил, и не раз. Ничего особенного, просто название красивое... За границей так и вовсе вырос. В военном городке, правда, в польском захолустье, но это уже частности. Заграница, она и есть заграница, галочку в анкете можно ставить. Самолётами Аэрофлота пару раз летал в детстве, с родителями. Даже на сцене выступал: мне в девятом классе одна девочка нравилась, она в театральную студию ходила. Пришлось и мне записаться. Меня с руками оторвали, даже без прослушивания: у них мальчиков не хватало. В таких местах мальчиков всегда почему-то не хватает...

— Ага. Небоскрёб, кокаин, устрицы, мулатка?

— Чего не было, того не было, — смеюсь. — Но трёхсотлетний юбилей я твёрдо намерен отпраздновать.

— С тебя станется...

Позже, когда приходит время прощаться, ибо бар закрывается, а нам обоим завтра предстоит пробудиться к активной жизни задолго до рассвета, Веня задумчиво говорит:

— В принципе, если у тебя появится желание еще больше отличаться от своего тёзки, с вождением автомобиля я могу помочь. С мулаткой, пожалуй, тоже. Насчет кокаина не обещаю, но постараюсь разузнать.

— Спасибо, — отвечаю растерянно. — Дело хорошее.

А по дороге домой гадаю: это у него оборот речи такой: «еще больше отличаться от своего тёзки», или этот хитрец о чём-то догадывается? Впрочем, пусть себе. А я посмотрю, какая идиотская будет рожа у моего персонального исследователя, когда он попытается высказать свои догадки вслух. Тайны, вроде моих, — они ведь только потому и тайны, что формулировке не поддаются. Так что никаких проблем.

Глава 123. Йель

Йель попал на крючок к рыболову и лишился кончика клюва, но с помощью хитрой уловки вернул его себе.

Время идет, наступает март, снег превращается в серую ноздреватую грязь, ледяная твердь истончается, обнажая нежную земную, и птичий щебет разрывает мне сердце, суля какую-то смутную надежду — не знаю уж, на что.

Я-то ничего не жду. Ничего и не происходит. То есть, все время что-то происходит, и вокруг полно сорок-добровольцев, всегда готовых принести мне новости на хвосте. В том числе и свежайшие новости обо мне, любимом. Я их внимательно выслушиваю, но понимаю, что меня это как бы не очень касается. Я умудрился стать эпизодическим персонажем собственной жизни. «Оверсайдер» — этот Венин термин нравится мне все больше. Не то чтобы он мне льстит, просто чертовски точен, меткое попадание, в яблочко. Ай да Веня, ай да Вильгельм Телль!

«Вильгельм Телль», межу тем, развил бурную деятельность. Готовит триумф моего мёртвого двойника. Выставка запланирована на сентябрь, поскольку весной, дескать, уже не успеть, а лето, по его утверждению — «мёртвый сезон». Про себя я думаю, что «мёртвый сезон» — очень неплохое время для выставки мёртвого фотографа, но с советами не лезу. Нам, потомкам Чингисхана, все едино: что нуждающихся в оплодотворении подтаскивать, что оплодотворенных оттаскивать. К тому же, Вене виднее, ибо он стоит на вершине информационного холма, а я — не в долине даже обретаюсь, а на дне глубокой ямы.

Я доволен таким положением вещей: в моей яме тепло и уютно. На свете счастья нет, но есть покой и воля, горячий душ и конфеты «Птичье молоко», черный кофе и темный ром, уроки вождения и песенки «Queen», хорошая обувь и английские сигареты. И еще много всякого разного. Мулаток и кокаина, правда, как не было, так и нет, но — дело наживное. Какие наши годы!