В поте лица постигаю науку получать удовольствие от мелких радостей бытия, поскольку крупных радостей мне пока не светит. Очевидно, я превысил свой лимит еще в прошлом году. Сначала наяву, потом — во сне. Так что теперь придется немного потерпеть. Ничего, потерпим, тут важно найти побольше приятных мелочей, зарыться в них с головой и почаще ворочаться с боку на бок, чтобы вокруг все шумело, гремело и перекатывалось, чтобы не было ни малейшего шанса сосредоточиться на размышлениях о собственной участи. В этой дурацкой мишуре можно, пожалуй, спрятаться от тоскливых прошлогодних страхов, снующих по щелям вместо милых моему сердцу рыжих тараканов. Травлю их, травлю, а толку...
— У меня все хорошо, — говорю я по утрам своему зеркальному отражению. — Все очень, очень здорово. Никогда не думал, что моя жизнь сложится так замечательно. Даже надеяться не смел.
— Ты уверен? — саркастически ухмыляется оно. — За последний год ты потерял любимую женщину, лучшего друга, профессиональную квалификацию, родной город, интерес к жизни, остатки разума, и даже уверенность в том, что поутру в твоей постели проснется тот же самый парень, который забрался туда накануне. Продолжить список, или достаточно?
Список, что и говорить, внушительный. Но на сей случай у меня есть хороший ответ.
— Представь, — говорю я угрюмому обитателю зазеркалья, — что тебе вдруг предложат совершить путешествие во времени, в том направлении, куда никого не пускают. Открываешь глаза — за окном проспект Мира, на календаре, скажем, начало мая девяносто второго. Последнее воспоминание — «путешествие на Запад» по коммунальному коридору, до уборной и обратно. Ничего не было: никаких гадалок, никаких наваждений, никаких демонов, двойников, несбывшихся реальностей и роковых любовей. Впереди — халтура на свадьбе в Беляевке, легкое отравление местным самогоном, покупка новых джинсов и знакомство с умопомрачительной блондинкой, которая через неделю радостно сообщит тебе, что морально готова к замужеству. Правда, здорово? То-то же, сиди и не выпендривайся, горе мое.
Зазеркальный хмырь, как и я сам, вынужден признать, что единственным привлекательным пунктом программы может считаться, разве что, погода. Май в прошлом году, и правда, был изумительный. Мартовская Москва по сравнению с тем дивным, душистым маем — лимб строгого режима для некрещеных трудных подростков, в лучшем случае.
Эта нехитрая уловка, как ни странно, помогает мне всякий раз, когда слабохарактерная сволочь, имеющая, к сожалению, немалую власть над моим организмом, начинает истерически вопить, что жизнь ужасна, сердце разбито, впереди — лишь мрак безумия, «лестница в небо», да зловещая дата: «1965 — 1995».
Ну, почти всякий раз...
Глава 124. Йима
Стараниями новых друзей я как-то ухитрился выправить паспорт для заграничных путешествий, и в августе уехал в Прагу, лучший из городов, куда можно было попасть без въездной визы, и вообще, лучший из городов — это я понял примерно через полчаса после прибытия.
Добрался пешком до центральной части города, распахнул рот и соляным столбом застыл на углу Железной и Камзиковой улиц. Так и стоял, пока не вспомнил, что где-то тут, на Железной, расположен пансион, в котором я собирался остановиться по настоятельной рекомендации опытной путешественницы Раисы. Хорош он был, или плох, я так и не понял, поскольку появлялся там лишь заполночь, чтобы проспать несколько часов и убежать, не дожидаясь обильного континентального завтрака, достоинства которого мне еженощно расписывал старенький ночной портье, потрясенный моей демонстративной аскезой.
Целыми днями я как одержимый кружил по старой Праге, вечера проводил на летних верандах кафе, а по ночам прятался от добродушных сувенирных Големов в ветвях ивы, растущей на берегу Влтавы. Сидел там с блаженной улыбкой, кидал в воду мелкие камешки, молчал и не желал для себя иной участи.
Я не столько гулял, сколько блуждал. Многочисленные карты Праги (я с маниакальной одержимостью неофита покупал их примерно по две — три штуки в день) служили скорее первобытными талисманами, придававшими мне некоторую уверенность в себе, чем путеводителями. Я то и дело забредал в переулки, которые, по моему разумению, должны бы находиться на другом берегу. Проскакивал повороты, ведущие к центральной площади, не найти которую, теоретически говоря, невозможно, а вот я обнаружил ее лишь за день до отъезда. Именно в этом, — казалось мне в те дни, — и заключается таинственное предназначение всякого настоящего волшебства: сбивать нас с пути, кружить голову, превращать надежные путеводители в бессмысленные сувениры.