Энциклопедия мифов. Подлинная история Макса Фрая, автора и персонажа. Том 1. А-К

— Это история человека по имени Лайонел Уоллес, которому однажды, в раннем детстве, удалось открыть волшебную зеленую дверь в белой стене, ведущую в прекрасное неведомое. Впрочем, он почти сразу же нарушил некий ритуальный запрет и утратил обретенный рай. Но история на этом не заканчивается. Счастливчик Уоллес еще несколько раз натыкался на свою чудесную зеленую дверь, в самых неожиданных местах, и всякий раз проходил мимо. Один раз потому, что опаздывал в школу, потом у него был экзамен в университете, потом беседа с начальником, или еще что-то... Всех подробностей я не помню: это же не мой любимый рассказ. А вот Макс смертельно завидовал Лайонелу Уоллесу. Говорил, что надо быть сволочью и кретином, чтобы раз за разом упускать такой шанс. Очень переживал... Подозреваю, он даже став взрослым, не перестал верить в подлинность этой истории. Мне кажется, он действительно искал зелёную дверь в белой стене во время своих одиноких прогулок по городу. И, если это так — увы, безрезультатно...

— Рассказ Уэллса заканчивается сообщением, что Лайонел Уоллес был найден мертвым в глубокой яме, близ Восточно-Кенсингтонского вокзала? — уточняет высокая женщина в пёстром индейском пончо. — Я ничего не перепутала?

— А, вы тоже читали «Дверь в стене»? Да, именно так она и заканчивается.

— В таком случае, не спешите с выводами, — улыбается она. — Уэллс, насколько я помню, пишет в финале: «Кто знает, что ему открылось?» — или что-то в таком роде. Подталкивает читателя к выводу, что мертвое тело в яме — лишь видимость, маскировка, чтобы родственники и друзья не трудились разыскивать того, кто открыл дверь в неизвестность. Может быть, и ваш друг тоже открыл какую-то свою дверь?

— Не знаю. Дверь, говорите?.. Хорошо, если так. Он был славным человеком, хотя эта выставка, — посылаю приветственный жест черно-белым жующим на стенах, — скорее свидетельствует об обратном, да?

— Эта выставка свидетельствует лишь о том, что он был большим мастером, — строго говорит женщина в пончо. — И более ни о чем.

«Отлично парень, — ухмыляюсь про себя, посылая привет своему мёртвому двойнику. — Ты уже становишься любимцем публики. Так держать.»

Глава 127. Калачакра

Согласно Калачакре, все внешние явления и процессы взаимосвязаны с телом и психикой человека, поэтому, изменяя себя, человек изменяет и мир.

Жизнь моя словно бы с цепи сорвалась: завертелась, закружилась, переполнилась событиями. Я более не наблюдаю ее со стороны, а принимаю весьма активное, порой причудливое участие. Текущие дела то и дело соприкасаются с моим мельтешащим в пространстве телом и лопаются, как мыльные пузыри. Одни — потому, что я с ними справляюсь, другие — потому, что я их похериваю. Но мне сейчас все сходит с рук: я забавляюсь. Развлекаю себя и заодно окружающих, всех, кто под руку подвернется. Выполняю условия Пражского договора с судьбой и собой, любимым, несусь вперед, очертя голову, не вспоминая о том, что с детства обучен бояться и грустить.

Кажется, у меня неплохо получается.

Покойник наш тоже делает некоторые успехи, о нём периодически пишут какие-то мелкие заметки в вечерних газетах; правда, пока Венины мечты о богатых коллекционерах остаются мечтами: за год ему удалось продать десяток работ маленькому вежливому голландцу, да и то по дешевке. Говорит, мы опоздали, мода на русских художников уже сошла на нет — ну и черт с ней. В мире и без того достаточно способов заработать. В частности, протирая штаны на книжном складе, в ожидании выручки.

Впрочем, теперь на моем месте все чаще дежурит специально выдрессированная пожилая девушка Лена, старательная и ответственная. Я наведываюсь лишь в критических ситуациях, или когда меня посещает желание прогуляться по Тверской. А в промежутках между редкими визитами на службу обретаюсь во вновь арендованной студии на улице Красикова. Круг моих деловых знакомств существенно расширился благодаря суете вокруг моего покойного тёзки (я, кажется, уже сам начинаю забывать о том, что талантливый мёртвый мизантроп Макс Фрай — вымышленный персонаж; его угрюмая физиономия стоит у меня перед глазами, как живая, и, между прочим, почти никакого сходства с моим нынешним зеркальным отражением!)

У него своя карьера, а у меня — своя, и еще неизвестно, кто из нас лучше устроился. Довольно быстро выяснилось, что мне теперь весьма удаются портреты. Вероятно, мистическое слияние фотографа с моделью все же как-то влияет на конечный результат; по крайней мере, мои клиенты получались красавчиками, все до единого. О клиентках, каковых подавляющее большинство, и говорить нечего: когда они взирают на собственные двумерные копии моего производства, у них за спиной вырастают прозрачные, но вполне осязаемые стрекозьи крылышки.