Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Желание «спрятать концы» высказывается также в «Мистерии хиппи» (1973): «Мы рвем — и не найти концов», — и в двух стихотворениях начала 1976 года: «Черны все кошки, если ночь…» и «Живу я в лучшем из миров…»: «Мой черный цвет, как ни кляни, / Хорош хотя бы в одном, — / Что мало виден я в тени. / Быть белым — боже сохрани! — / Как на глазу бельмом. <.. > Меня попробуй разгляди, / В меня попробуй попади, / Мне ночь — надежный дом», «Мне славно жить в стране — / Во рву, на самом дне — / В приятной тишине». А восходит этот мотив к песням «Лечь на дно» и «Мой друг уехал в Магадан» (обе — 1965): «Лечь бы на дно, как подводная лодка, / Чтоб не могли запеленговать». «А может, тоже в Магадан / Уехать с другом заодно / И лечь на дно?!»; к черновикам «Марша аквалангистов» (1968): «Нам дно для здоровья полезней» /2; 404/; и к песне «Спасите наши души» (1967): «Лежим и не дышим, чтоб пеленг не дать» /2; 349/, «На дне мы на воле, на дне, а не там!» /2; 349/. У последней песни имеет вариант названия: «Песня о подводной лодке» /2; 349/, - что перекликается с вышеупомянутой песней «Лечь на дно» и с черновым вариантом песни «Я уехал в Магадан» (1968): «Лечь бы на дно, как подводная лодка» = «Однажды я уехал в Магадан, / Лежал на дне я остовом подлодки» (АР-11-104).

Во всех приведенных цитатах прослеживается один и тот же мотив: стремление лирического героя скрыться от постороннего внимания, чтобы никто ему не досаждал. В то же время, когда герою ничего не хочется и он чувствует упадок сил, то его «не тянет выпрыгнуть с балкона, лечь на дно / И вид из окон нанести на полотно» («Песня конченого человека», 1971). Но когда он в порядке, то говорит: «Упрямо я стремлюсь ко дну», — поскольку «спаслось и скрылось в глубине / Всё, что гналось и запрещалось». С этим связано и погружение героев на дно в «Марше аквалангистов»: «В пучину не просто полезли». Однако в «Прерванном полете» сказано, что «не добрался он до дна, не докопался до глубин».

***

Еще одним ярким примером, на котором можно проследить тождество советской власти и судьбы, является стихотворение «Вооружен и очень опасен» (1976), в котором власть персонифицирована в образе центрального персонажа: «Кто там крадется вдоль стены, / Всегда в тени и со спины? Его шаги едва слышны, — / Остерегитесь!». А в черновиках то же самое говорится о Судьбе: «Поберегитесь! / Чья тень крадется вдоль стены? / Судьба заходит со спины, / В затылок вам устремлены / Чужие взгляды» (вариант: «Глаза и дула») (АР-13-188).

Точно так же крадется со спины и «сквалыга» в стихотворении «Копошатся — а мне невдомек…» (1975): «За друзьями крадется сквалыга / Просто так — ни за что, ни про что. / Ах! Приятель, играл бы в лото! / В мой карман, где упрятана фига, / Из знакомых не лазил никто. / И какой-то зеленый сквалыга / Под дождем в худосочном пальто / Нагло лезет в карман, торопыга, — / В тот карман, где запрятана фига, / О которой не знает никто» /5; 330 — 331/.

Вообще глагол крадется Высоцкий постоянно применяет к своим врагам — например, в черновиках песни «Ошибка вышла» и в «Песне автомобилиста»: «Ко мне подкрались со спины / И сделали укол» /5; 393/, «Прокравшись огородами, полями, / Вонзали шило в шины, как кинжал» /3; 143/. Подобным же образом ведет себя и Смерть в одном из последних стихотворений Высоцкого: «Словно фраер на бану, / Смерть крадется сзади — ну, / Я в живот ее пырну — / Сгорбится в поклоне…» («Песня Сашки Червня», 1980 /5; 571/). И вообще враги лирического героя часто атакуют его сзади: «Вот сзади заходит ко мне мессершитт» («Песня самолета-истребителя»), «Мне в хвост вышел “мессер”» («Песня летчика-истребителя»), «Не прыгайте с финкой на спину мою из ветвей» («Черные бушлаты») и др.

Неудивительно, что поведение того, кто «вооружен и очень опасен», совпадает с поведением Судьбы в «Песне о Судьбе» (к тому же оба текста датируются 1976 годом): «Она, почти как женщина, слабеет от вина» (АР-17-130) = «Когда он пьет, тогда слезлив»; «И сзади прыгнув на меня, схватила за кадык» = «Судьба заходит со спины. <…> Кто доверял ему вполне, / Уже упал с ножом в спине» (АР-13-188); «Куражилась, меняла лики» (АР-17-130) = «За маской не узнать лица».

А глаголом «куражиться» охарактеризованы и действия персонифицированной власти: «Покуражьтесь еще, а потом — / Так и быть — приходите вторично» («Про глупцов», 1977), «Гид без ума, куражится, / А беглецы все дома» («Гербарий»; черновик — АР-3-16), «Царь о подданных печется / От зари и до зари! / “Вот когда он испечется — / Мы посмотрим, что внутри! / Как он ни куражится, / Там вряд ли что окажется!”» («Частушки Марьи», 1974).