Эон. Исследования о символике самости

³¹³ Для наасенов универсальной «Основой» является Первочеловек, Адам, а знание о нем рассматривается как начало совершенствования и мост к познанию Бога[570]. Он и мужчина, и женщина; от него происходит «отец и мать»[571]; он состоит из трех частей: разумного (), психического и земного (). Эти три части «сошлись в одном человеке, Иисусе», и «три человека эти стали говорить вместе, обращаясь каждый от своей собственной субстанции к ней же», то есть от разумного – к разумному и т. д. Через эту доктрину Иисус связан с Первочеловеком (Христос как второй Адам). Его душа состоит «из трех частей и (тем не менее) одна» – Троица[572]. В качестве примеров Первочеловека в тексте упоминаются Кабир[573] и Оаннес. Последний наделен душой, способной страдать, дабы «фигура () великого, прекраснейшего, совершенного человека, униженного до раба», могла понести наказание. Он – «благословенная природа, одновременно сокрытая и явленная, всего, что уже есть и когда-либо будет», «Царствие Небесное, искать кое надлежит внутри человека» (), даже «в семилетних детях»[574]. Наасены, утверждает Ипполит, помещают «порождающую природу Целого в порождающее семя»[575]. На первый взгляд это выглядит как зачатки «сексуальной теории» касательно лежащей в основе психической субстанции, напоминающие некоторые современные попытки, предпринятые в том же направлении. Однако не следует игнорировать тот факт, что в реальности способность человека к размножению лишь особый случай «порождающей природы Целого». «Это для них – скрытый и мистический Логос», который далее в тексте уподоблен фаллосу Осириса; «они говорят, что Осирис есть вода». Хотя субстанция этого семени есть причина всех вещей, оно не причастно их природе. Посему они говорят: «Я становлюсь, чем хочу, и я есмь то, что я есмь». Ибо тот, кто приводит все в движение, сам недвижим. «Благ, говорят они, только он»[576]. Другой синоним – итифаллический Гермес Киллений. «Ибо они говорят, что Гермес есть Логос, толкующий и придающий форму всему, что было, есть и будет». По этой причине ему поклоняются как фаллосу: подобно мужскому органу, он «стремится снизу вверх»[577].

4

³¹⁴ Тот факт, что не только гностический Логос, но и сам Христос был втянут в орбиту сексуальной символики, подтверждает фрагмент «Interrogationes maiores Mariae», цитируемый Епифанием[578]. В нем сообщается, что Христос взял эту Марию с собой на гору, где извлек у себя из бока женщину и начал совокупляться с ней: «…seminis sui defluxum assumpsisset, indicasse illi, quod oporteat sic facere, ut vivamus»[579]. Вполне естественно, что эта грубая символика оскорбляет наши сегодняшние чувства. Не менее шокирующей представлялась она и христианам III–IV веков; когда же, в довершение ко всему, символика стала толковаться буквально, как, видимо, произошло в некоторых сектах, она могла вызывать только неприятие. То, что автор «Interrogationes» знал о такой реакции, очевидно из самого текста. В нем говорится, что Мария была настолько потрясена, что упала наземь. Тогда Христос сказал ей: «Зачем сомневаешься, маловерка?» Здесь явно предполагается отсылка к Иоанну, 3:12: «Если я сказал вам о земном, и вы не верите, – как поверите, если буду говорить вам о небесном?», и 6:53: «Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни».

³¹⁵ Изначально данная символика вполне могла быть основана на неких визионерских переживаниях, нередко встречающихся и сегодня, в ходе психологического лечения. Для медицинского психолога в этом нет ничего зловещего или шокирующего. Сам контекст подсказывает путь к верной интерпретации. Образ выражает психологему, которая едва ли может быть сформулирована в рациональных терминах, а потому неизбежно вынуждена использовать конкретный символ; так поступает и сновидение, когда во время сна, в состоянии abaissement du niveau mental вдруг появляется более или менее «абстрактная» мысль. Все «шокирующие» сюрпризы, которые, безусловно, присутствуют в сновидениях в изобилии, всегда следует понимать «как будто», пусть даже они облечены в чувственную образность, не останавливающуюся ни перед грубостями, ни перед непристойностями. Тем не менее они отнюдь не стремятся нас этим оскорбить. Они как будто отчаянно пытаются выразить некое ускользающее значение, привлекшее их внимание[580].

³¹⁶ Из контекста видения (Ин., 3:12) следует, что образ следует понимать не конкретно, а символически: Христос говорит не о земном, а о небесном или духовном таинстве – «таинстве» не в том смысле, что он прячет что-то или делает из чего-то секрет (в самом деле, нет ничего более вопиющего, нежели откровенная непристойность видения!), но потому, что значение этого таинства еще скрыто от сознания. Современный метод анализа и интерпретации сновидений следует этому правилу[581]. Если мы применим его к данному видению, то придем к следующему результату: