Ливены также периодически обменивались невестами с соседними удельными деревнями. В январе 1836 г. подпоручик Аверкиев — жандармский офицер, временно исполнявший обязанности управителя в имении, — писал начальнику штаба Корпуса жандармов генералу Дубельту, что имение Баки издавна обменивается невестами с соседними удельными вотчинами и что торговый баланс благоприятствует Ливенам: они получили больше невест из удельных деревень, чем отдали своих[529]
. Местный удельный приказчик попросил, чтобы баковской девице было дано разрешение выйти замуж за удельного крестьянина; по его утверждению, жених ничуть не сомневался, что Ливен ее отпустит. Позже в этом же месяце другой жандармский офицер написал Аверкиеву, что Ливен действительно ее отпустил[530]. Выводные в этой переписке не упоминаются, что необязательно означает, что выкуп не был получен. Вполне возможно, что в баковской округе, как и в других местах, где между вотчинами заведено было обмениваться невестами примерно в равных количествах, кроме собственной крестьянской кладки деньги в обмене не участвовали. Отпускная грамота (и ее эквивалент от удельной администрации) между тем обязательно оформлялась. Ливены, вероятно, видели качественную разницу между таким освобождением и отпуском в замужество в имения других помещиков либо в более отдаленные вотчины, откуда Баки вряд ли могли получить невест.Восстание 1835 г. взметнуло волну информации о браке в Баках. Подполковник Греков вступил в должность управляющего во второй половине 1833 г. Двумя годами позже, 10 июля 1835 г., крестьяне имения «почти поголовно» (слова Грекова) собрались в Баках, избили земского Ивана Калинина, заковали его в цепи и сместили всех других крепостных служащих (бурмистра, казначея, сотских), потому что не общиной они были выбраны[531]
. Грекова они бранили, но не тронули; они сказали ему, что намерены послать представителей для изложения своих жалоб Кристофу Ливену. Греков написал Ливену, что не вызвал властей на подмогу, потому что не знал, одобрит ли это он, и позволил представителям отправиться в Санкт-Петербург[532]. Греков не смог бы их остановить, даже если бы попытался. Крепостные захватили имение.В Санкт-Петербурге баковские крепостные обвинили Грекова и земского Калинина в многочисленных злодеяниях. В частности, Греков приказал заготовить по бревну от каждого тягла для сооружения лесопилки, и бревна теперь гниют. (По словам Грекова, крестьяне не хотели строить лесопилку на р. Усте близ Староустья, он объяснил им, что за работу им не заплатят, но они позже смогут заработать отправкой бревен на лесопилку. По утверждению крестьян, они как-то уже пытались построить там лесопилку, но ее невозможно было как следует закрепить, и в округе уже нет подходящих деревьев.) В 1834 г. Греков подрядил сотню мужиков на водоотводные работы за 200 километров от имения (позднее уточнялось, что в Вязниковском уезде), мужики работали день и ночь, перебиваясь с хлеба на воду, пока не сбежали оттуда — кто почти сразу, кто через несколько недель. Зимой прошлого года Греков продал купцу дров на 1500 рублей, деньги, вероятно, прикарманил, крепостные заготовили дрова в счет оброка, и им же затем было приказано эти дрова отвезти. Земский Калинин сказал ижминцам, что удельный ревизор собирается обвинить их в добывании дегтя и смолы с деревьев в удельных угодьях, уговорил их дать ревизору 420 рублей золотом откупа, они отдали деньги Калинину, а потом ревизор сказал, что денег этих не видел, а на самом деле, по утверждению крестьян, они пользовались деревьями с ливенских угодий[533]
. Поскольку и вымогательство 420 золотых рублей, и заготовка бревен для сооружения лесопилки особенно тяжко пали на деревни Дранишное и Староустье по Усте-реке и на Ижму, неудивительно, что именно на крестьян из этих деревень указывали как на зачинщиков мятежа[534]. Баковские крепостные впоследствии жаловались, что Калинин заправлял местным рынком и наживался за их счет[535].Как вскоре выяснилось, Греков также капитально обворовывал Ливена. Как явствует из письма Дубельта, именно Греков рекомендовал те доходные новшества, на которые жаловались крестьяне, а также и другие, но Ливен счел полезным только одно из них — увеличить ежегодный оброк с 10 рублей до 20. Когда баковские крепостные стали жаловаться, Ливен (по словам Дубельта) согласился, как посоветовал Греков, на временную ставку в 15 рублей, на самом же деле Греков собрал оброк в 1834 г. по 20-рублевой ставке — о чем Ливен не знал — и положил лишние 11 500 рублей себе в карман под видом компенсации за вымышленные расходы. К тому же Греков самовольно ринулся после восстания в Санкт-Петербург — как раз когда его присутствие в имении было крайне необходимо. Он сказал Ливену, что находился в Санкт-Петербурге по личным делам[536]
. В конце 1835 г. Ливен Грекова уволил. Он написал своим баковским крепостным, что все их жалобы на Грекова были оправданны, но мятеж непростителен[537].