Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

Вотчинные документы проливают также свет на мучения, которые приходилось переносить старообрядцам, подвергаемым безжалостному давлению, дабы вынудить их признать авторитет господствующей церкви и против своих убеждений пойти на заключение брака. В конце 1840-х гг. Иван Пищирин, непоколебимый старовер, в то время 46 лет, вдовец и с одной только 24-летней дочерью Дарьей, тоже раскольницей, в помощь ему по хозяйству, счел необходимым принять в дом зятя. Дарье было за 20 — возраст, к которому почти все женщины в имении выходили замуж, если вообще выходили; Дарья, по всей вероятности, решила (с охотного, надо полагать, согласия отца) остаться в девках. Тем не менее, понимая, что двор нуждается во взрослом мужике-работнике, она сдалась. Мы можем догадываться, что это решение причинило отцу и дочери большие страдания, потому как в других отношениях они не готовы были идти на компромисс со своими религиозными убеждениями. В мае 1841 г. Пищирин сбежал из имения вместо того, чтобы уступить давлению со стороны вотчинных властей и священников и присоединиться к православной церкви. Вскоре после этого, отвергнув мужнины призывы обратиться в православие, Дарья тоже сбежала[616].

НЕПРИЯТИЕ БРАКА В ИМЕНИИ СТЕКСОВО, 1845

Поскольку в переписи податного населения 1795 г. пропущена информация о происхождении в имении 27 % жен, а ревизские сказки и вотчинные подворные описи XIX в. вообще не содержат никаких сведений об их корнях, с достаточной точностью можно рассчитать только соотношение никогда не бывших замужем взрослых женщин и общего числа взрослых женщин в их деревнях, включая жен, привезенных в имение со стороны. Процент уроженок этих деревень, которые никогда не были замужем, должен был быть выше, но неизвестно насколько. К тому же склонность избегать замужества была подвержена колебаниям во времени. Чтобы быть последовательным, я оцениваю уклонение от брака среди всех женщин 25 лет и старше, но это показатель результата отказа от брака за период примерно в 40 лет, а не предпочтения женщин на момент проведения ревизии. По данным на 1795 г. (как я уже отмечал), 14,5 % взрослых женщин имения Стексово никогда не были замужем, но этот подсчет включает женщин, достигших брачного возраста до того, как неприятие брака — где-то в 1760 г. — проникло в Стексово. Среди женщин, которым в 1795 г. было от 25 до 54 лет, 18,5 % никогда не были замужем, что более или менее отражает предпочтения женщин на тот момент; среди женщин в когорте 25–29 лет доля незамужних составляла 19 %[617]. Общий уровень неприятия брака по всему имению несколько поднялся — до 17,1 % к 1814 г., до 17,8 % к 1834 г., но это явилось побочным результатом ухода из жизни женщин старшего возраста, которые поголовно выходили замуж, и повышенного уровня неприятия брака среди тех, чей брачный возраст пришелся на период 1795–1805 гг.: 23,3 % этих женщин, которые в 1814 г. были в возрасте от 35 до 44 лет, отказались от брака. В следующей 10-летней когорте женщин, 25–34 года в 1814 г., только 19,6 % никогда не были замужем[618]. После 1834 г. женщины, избегавшие замужества в 1795–1804 гг., постепенно умирали, а в последующих когортах уровень сопротивления браку колебался от 10 до 15 %[619].

Судя по данным подворной описи, составленной управляющим Николаем Третьяковым в 1845 г., только 5 из 213 дворов напоминали спасовские дворы в приходе с. Купля, которые накапливали женщин. Двор Михаила Макарова — того самого, чья келья уцелела в 1843 г., — состоял из Макарова, 61 года, его сестры — старой девы, 55 лет, и его никогда не бывшей замужем 37-летней дочери. У Алексея Грошева, вдовца и одного из вожаков стексовских старообрядцев, было два женатых сына, незамужняя дочь, 45 лет, и незамужняя внучка, 22 лет (как я объясняю ниже, возрастной потолок выхода замуж в Стексово был фактически 20 лет). После смерти в 1844 г. старообрядца Никиты Губанихина его двор состоял из его четверых несовершеннолетних детей и четырех его незамужних сестер в возрасте от 30 до 46 лет. Василий Мортухин, 24 лет, жил со своей женой, сестрой — старой девой, 31 года, и тремя незамужними тетками, 57–68 лет. Сидор и Сергей Сивовы, 59 и 49 лет, жили со своими сестрами — старыми девами, 60 и 32 лет, незамужней дочерью Сидора, 25 лет, и двумя женатыми сыновьями Сергея[620].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука