Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

Какого же типа были старообрядцы в имении Стексово? В 1831 г. группа номинально православных крестьян из голицынского и сопредельных имений подала Афанасию епископу Нижегородскому прошение разрешить им присоединиться к пашутинскому единоверческому приходу. В XVIII в., писали они, предки их были спасовцами; они не стали членами единоверческого прихода, потому что не верили, что им действительно разрешат пользоваться старыми книгами и старыми обрядами. Нынешние просители понимали, что это была ошибка. Они утверждали, что каждый год говорили своим попам, что не ходят на православные службы и не исповедуются православным священникам потому, что являются староверами. Епархиальные чиновники проверили приходские исповедные ведомости 1820-х гг. и выяснили, что некоторые из просителей записаны как исповедовавшиеся ежегодно, некоторые время от времени и что кто-то, судя по записям, пропускал исповедь по забывчивости, другие — потому что раскольники. Двое из просителей из села Стексово вообще были выпущены из исповедной ведомости. Консистория постановила, что просители не убежденные старообрядцы, а просто слабы в вере, и в просьбе им отказала[608]. В 1839 г. и повторно в 1841 г. большая группа крестьян и мещан из Стексово и Пашутиной — никто из них не принадлежал Голицыну, но они жили бок о бок с его крепостными — просили разрешения присоединиться к единоверческой церкви, и большинство из них также сказали, что они спасовцы[609].

Не все староверы Стексово — явные или скрытые — были спасовцами. В 1832 г. в прошении о разрешении построить каменную церковь на месте деревянной члены пашутинского единоверческого прихода утверждали, что они «сообщего всех согласий»[610]. В списке мещан и крестьян, которые хотели присоединиться к единоверческой церкви в 1839 г., стоял подзаголовок «из разных сект», снова давая понять, что не все они были спасовцами[611]. Действительно, в имении были старообрядцы-поповцы, а также члены беспоповского федосеевского согласия. И те и другие подкупали священников, чтобы они совершали таинства, включая бракосочетание, по старообрядческому чину[612]. Павел Мельников в 1854 г. подозревал, что Стексово дает убежище странникам (известным также как «бегуны» — староверы, избегавшие какого бы то ни было контакта с правительственными и церковными властями)[613]. К сожалению, в большинстве имеющихся документов не делается различия между поповцами и беспоповцами, не говоря уже об отличии одного беспоповского согласия от другого. Хотя мы можем не сомневаться, что в имении были старообрядцы разных толков, церковные документы определяют, и не один раз, только спасовцев как отдельное согласие. По описанию Ардатовского уезда от 1869 г., среди уездных старообрядцев численно преобладали спасовцы[614]. Большинство стексовских староверов наверняка были спасовцами. Есть основания полагать, что женщины, отказывавшиеся выходить замуж, были преимущественно спасовками, но, весьма возможно, не все; мы можем, однако, быть уверены, что не все молодые спасовки противились браку.

Вотчинная документация дает некоторые фактические сведения о том, кто принимал решение отказаться от брака — сама девица или ее отец (родители). Может показаться, что из тех документов, где говорится, что отцов приходилось заставлять выдавать дочерей замуж, следует, что замужество зависело от отцов, но это был просто принятый оборот речи: в русском языке, как и в английском, отцы «выдавали» дочерей замуж, даже когда дочери сами принимали брачные решения. Сергей Голицын, во всяком случае, придерживался мнения, что стексовские отцы давали волю («послабляя дочерям своим») или разрешали дочерям своим не выходить замуж[615]. По его определению, молодые девицы сами проявляли инициативу, с которой родители затем соглашались. Как будет показано ниже, типичное распределение взрослых незамужних женщин — в основном по одной на двор — поддерживает этот вывод. И логично предположить, что если эти девушки имели право по собственной воле воздерживаться от брака, то их также нельзя было заставить против их воли выйти замуж: если родители девушки выбирали нежеланного жениха, она могла предпочесть вообще отказаться от брака.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука