Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

Другие дворы — по крайней мере шесть в Случково (все старообрядческие) и как минимум шесть в Алёшково (один из них номинально православный) — перестали отдавать и брать женщин в замужество и рожать детей. По данным ревизских сказок, есть основания полагать, что они приняли обет целомудрия. Единственный случай, где приверженность к безбрачию не полностью очевидна: в 1782 г. случковские братья Зиновьевы Козьма и Семен и две их сестры, в возрасте от 31 до 42 лет, никогда не вступали в брак. У третьего брата Герасима, 34 лет, была жена Лукерья, 38 лет. Однако эта супружеская пара вскоре после свадьбы, вероятно, избрала для себя путь воздержания; по данным на 1782 г., они оставались бездетными. К 1795 г. холостые братья умерли, и единственным ребенком в доме был трехлетний брошенный мальчик, которого оставшиеся в живых домочадцы приняли к себе[316]. Кроме этого найденыша, по данным на 1795 г., в безбрачных дворах не было маленьких детей; только одна 14-летняя юница, чьи 28-летняя сестра и два старших брата оставались холостыми. Самым молодым в безбрачных дворах было — плюс-минус — около 40. Эти дворы сделали свой выбор — вымирание. Возможно, некоторые из дворов, исчезнувшие между 1763 и 1795 гг., вымерли потому, что еще раньше избрали путь безбрачия, но в ревизских сказках 1763 и 1782 гг. недостаточно материала для того, чтобы это утверждать.

Большинство других дворов — один в Алёшково, двенадцать в Случково — производили потомство, но содержали одну или более незамужних женщин 25 лет или старше. Священники записывали некоторых из них раскольниками, других православными. Единственная демографическая разница между ними была в том, что в некоторых была только одна рожающая детей молодая пара, в других две, и эта разница в большинстве случаев (кроме недавнего разделения двора) объяснялась, вероятно, неподвластными им причинами. Но решение, которое принимали одна или более из их дочерей и сестер, никогда не выходить замуж было сознательным. Несколько «остаточных» дворов — без супружеских пар — нельзя с уверенностью отнести к какой-либо группе.

Целибат наблюдался только среди старообрядческих дворов (был один целибатный двор среди православных, но тут православие было, скорее всего, мнимым). Среди тех, где все брачились, и тех, где мужчины вступали в брак, а женщины нет, были и православные, и старообрядческие дворы. Некоторые из номинально православных дворов были жилищами скрытых староверов, другие могли быть действительно православными. Безбрачные и поголовно брачившиеся староверы, конечно, придерживались разных взглядов на брак и, вероятно, принадлежали к разным старообрядческим согласиям[317]. Не исключено, что дворы, где только женщины не вступали в брак, принадлежали к еще одному старообрядческому согласию. Возможно, однако, что и они, и безбрачные исповедовали одну и ту же антибрачную веру, но в тех дворах, где мужчины женились, доктрина просто шла на уступки прагматизму. Чтобы сохранить двор и обеспечить пропитание старикам, сыновья должны были жениться.

Имеющиеся в нашем распоряжении документы XVIII в. позволяют нам проследить рост отвращения от брака в Случково, Алёшково и, более широко, в приходе с. Купля, но не объясняют его. Почему они избегали брака? Поскольку большинство старообрядцев в большей части России в действительности брачились (даже если государство и церковь отказывались признавать их зачастую внецерковный брак), такое большое количество случковских и алёшковских дворцовых крестьян-старообрядцев не дает нам нужного объяснения. Какого толка были эти старообрядцы? Многие из них, вероятно, были спасовцами. Из исповедной ведомости 1830 г. мы знаем, что подавляющее большинство староверов прихода с. Купля по данным на тот год были спасовцами.

ПОСЛЕДСТВИЯ

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука