Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках

Логика подсказывает, что они были беженцами из чуравшихся брака и разорившихся дворов из других деревень и нашли приют в случковских дворах, которые разделяли их веру. Священник вписал их в исповедную ведомость, потому что они жили в Случково и, таким образом, номинально были его прихожанами (то есть не были просто в гостях). Но они не родились и не вошли невестками в давно существующие случковские дворы и поэтому не были учтены ревизией 1795 г. Переписчик записал некоторые дворы и отдельных лиц, переехавших в эту деревню, но только в тех случаях, когда на переезд было получено официальное разрешение (например, когда семья дворцового крестьянина перебиралась из одной дворцовой деревни в другую) или официальный приказ. В ревизской сказке 1782 г. записаны трое беглых крепостных, которые сдались властям и по решению Вязниковской нижней расправы были высланы в Случково. В сказке на этот счет имеется запись. Переписчик не стал бы вписывать в сказку пожилых женщин, просто поселившихся в случковских дворах. Если они вообще были учтены во время ревизии 1795 г., их бы вписали в сказки тех деревень, откуда они пришли и где были раньше занесены в ревизские сказки. Чтобы быть зарегистрированным ревизией, физическое присутствие было необязательно: мужчины и женщины, на заработках или по другой причине отсутствующие в своей деревне во время ревизии, переписывались по своим родным или супружеским дворам[322]. Я интерпретировал эти данные таким образом отчасти потому, что мы еще встретим идентичное явление — значительное число женщин, занесенных в исповедные ведомости, но не в ревизские сказки — в 1830–1850 гг.

Некоторые случковские дворы, ограничивавшие или совсем отвергавшие брачность, разорились, но, по данным на 1795 г., большинство пожилых одиноких женщин все еще жили во дворах с мужчинами дееспособного возраста, в некоторых случаях уже вполне преклонного по крестьянским критериям. Один двор, однако, постигла беда. Когда в 1787 г. в возрасте 71 года умер Григорий Алексеев, он оставил трех незамужних дочерей, которым к 1795 г. было от 45 до 55 лет. Сколько могли они продержаться? (В это время в Алёшково Феврония Афанасева перед смертью обеспечила своим трем незамужним дочерям средства к существованию, усыновив 20-летнего Прохора Григорьева.) У Прокопия Васильева, 34 лет в 1795 г., была жена (вероятно, вторая), 25 лет, и 9-летняя дочь, и он содержал еще свою вдовую мать, 71 года, двух никогда не выходивших замуж сестер, 36 и 33 лет, золовку (ее мужа забрали в солдаты), 40 лет, и ее двоих сыновей, 3 и 5 лет. Случись что с Прокопием, что было бы со всей этой оравой? А каково было Прокопию содержать всех этих женщин, даже пока он был в расцвете сил? Пять братьев и сестер Зиновьевых возложили будущую судьбу своего двора на единственного женатого брата, но, когда у них с женой не появилось детей, Зиновьевы тоже оказались обречены на нищенскую старость. Их трехлетний найденыш не мог вырасти достаточно быстро, чтобы спасти их.

Причина, по которой многие дворы в Случково были лишь на грани, а еще не на дне пропасти, была связана с ритмом, в котором неприятие брака нарастало в деревне: два меньших по размеру поколения незамужних женщин вымерло в основном к 1770-м гг., в то время как следующее и гораздо большее поколение не приемлющих брак женщин выросло к 1770-м и 1780-м. Таблица с разбивкой по возрастам в Случково (девять предполагаемых беженцев из других деревень, внесенных в исповедную ведомость 1800 г., не включены) выглядит следующим образом:

Таблица 3.3. Мужчины и женщины в Случково, 1795