Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

Единственной помещичьей деревней, в которой отвращение от брака привилось, было Хорошево. В деревне Купля в последней четверти и, возможно, во всей второй половине века все мужчины и женщины, достигшие возраста 25 лет и старше, вступали в брак[324]. В исповедную ведомость 1800 г. попали двое неженатых харлаковских мужчин и одна незамужняя женщина, но это, скорее всего, результат произвольных колебаний, а не признак зарождающегося сопротивления браку: по данным на 1830 г., только одна из 17 женщин старше 25 лет никогда не выходила замуж[325]. В Хорошево, если возрасты двух самых старших старых дев были близки к записанным в 1777 г. — 40 лет, — женщины начали чураться брака немного до или после 1760 г., и их число непрерывно росло. Только одна из трех старых дев 1777 г. дожила до 1800 г., но к тому времени в пяти из девятнадцати номинально православных дворов обитали семь незамужних женщин 25 лет и старше и одна 34-летняя «староверка» (единоверка) тоже оставалась старой девой. Священник отметил еще трех хорошевских «староверок» — одну, 39 лет, замужнюю, двух незамужних 19 лет и 21 года, а также пятерых мужчин и трех женщин — записных раскольников — все были старше 38 лет и состояли в браке. В Хорошево сопротивление браку возникло в основном среди номинально православных, а не среди открыто инаковерующих. Однако Хорошево было единственной из трех помещичьих деревень, содержавшей больше двух явных староверов какого бы то ни было толка, так что существовала, наверное, связь между присутствием староверов и отвращением от брака[326].

Сопротивление браку смогло получить развитие в Хорошево, возможно, потому, что ни один из его трех совладельцев не жил в своих микровотчинах. В 1777 г. Александру Бабкину принадлежали четыре двора, Петру Бабкину — пять, Марии Шеховской — 14; все взрослые незамужние женщины жили в ее трети. К 1800 г. 3 из 9 номинально православных дворов, принадлежавших в то время Шеховской, содержали пять старых дев (в одном жили три никогда не выходивших замуж сестры в возрасте 29–49 лет), а среди теперь уже десяти дворов братьев Бабкиных в двух были незамужние женщины 25 лет и старше, и было еще три двора с незамужними 24-летними женщинами, которые явно метили в пожизненное безбрачие. Единственным оседлым крепостным владельцем в приходе с. Купля, по данным на 1800 г., был Василий Быков: они с женой числились прихожанами и имели в приходе не менее 25 дворовых[327]. Бычков был совладельцем деревень Купля (где ему принадлежали два двора) и Харлаково (шесть дворов). Он приобрел помещичий дом у ранее проживавшего там владельца Харлаково Василия Челюшева; судя по удвоению населения Харлакова с 1777 по 1800 г., он также переселил туда дополнительных крепостных. Бычков, похоже, был активным управляющим, заинтересованным в расширении своих новых владений. Есть вероятность, что если бы его крепостные попытались избегать брака (по данным на 1800 г., один 25-летний из его доли не был женат), он сделал бы все возможное, чтобы заставить их брачиться, как делали в то время другие занимавшиеся хозяйством помещики. Возможно также, что его заочные совладельцы попросили его присматривать и за их хозяйством. Но это домыслы. Что нам точно известно — то, что в той одной деревне, где ни один из владельцев не проживал, крепостные женщины начали отвергать брак вскоре после того, как дворцовые крестьянки Алёшково стали отвращаться от брака, и с течением времени количество женщин, избегавших брака, непрерывно росло.

По данным на конец XVIII в., сопротивление браку в дворцовых деревнях в зоне поселений по южную сторону от р. Клязьма наблюдалось в целом меньше, чем в Случково (44,3 % среди женщин 25 лет и старше на 1795 г.) и Алёшково (30,8 % в 1795 г.), тем не менее — по сравнению с тем, что мы считаем традиционным отношением русских крестьян к браку — оно было явно повышенным.


Таблица 3.6. Доля взрослых женщин старше 25 лет, никогда не выходивших замуж, в дворцовых деревнях Гороховецкого уезда по материалам ревизий податного населения[328](в процентах)


Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука