Хеннеманн был в курсе, что баковские крепостные и три их священника не ладят между собой. 9 декабря 1799 г. священники подали жалобу, что прихожане из Баков и других деревень редко появляются в церквях и помирают без исповеди и причастия. Делегация крестьян из с. Баки и других вотчинных деревень 11 декабря сообщила, что, мол, священники разоряют их, незаконно взимая изрядную плату за отпевания, венчания, молебны, крещения и другие требы. В тетради, куда Хеннеманн записывал просьбы и решения по ним, он отметил, что не знает, что с этими жалобами делать, потому что только что получил письмо от местного благочинного, в котором тот хвалит вотчинных крепостных за усердное посещение церкви и ежегодную исповедь и причастие. Он решил в результате ничего не делать. 25 декабря поступила жалоба от одного из баковских священников, Гаврило Матвеева, утверждавшего, что баковский крепостной Андрей Деменов оскорбил его. Хеннеманн сделал Андрею внушение[429]
. Баковские крестьяне, конечно, преувеличивали размеры поповских поборов. Тем не менее в феврале 1801 г. священники из соседнего ильинского имения, приобретенного Шарлоттой Ливен в 1800 г., попросили, чтобы некоторых из баковских прихожан перевели к ним, поскольку баковские священники берут 50 копеек за очистительную молитву после родов и столько же за крещение (ставка, установленная правительством в 1765 г., была 3 копейки), а сами они взимают только по 10 копеек[430].Хеннеманн — балтийский немец, как и Ливены, — возможно, не понимал, насколько русские попы падки на взятки, особенно когда их прихожанами являются старообрядцы. Многие крепостные имения Баки, включая самых зажиточных, были на самом деле старообрядцами — то, чего Хеннеманн тоже мог еще не знать. И они, конечно же, готовы были заплатить благочинному, чтобы тот расхвалил их перед новым управляющим, желая произвести хорошее впечатление или в предвидении того, что о них скажут их священники. В церковь они не ходили из-за религиозного инакомыслия. При Долгоруковой, однако, баковские крепостные ежегодно платили духовенству по 40 копеек с каждой души мужского пола. С доброй тысячи мужчин в имении (по данным на 1795 г.) получалось порядка 400 рублей — отличный доход для священников и церковнослужителей более мелкого ранга (священник обычно зарабатывал 20–40 рублей в год), притом баковские крепостные составляли меньше половины номинального прихода этих священников. Жителям села хотелось, чтобы такой же порядок сохранялся и при Ливенах[431]
. Они готовы были платить попам, а вот таинства от них принимать не собирались.Вероятно, Хеннеманн вскоре узнал, что священники не врут, что многие крестьяне имения обходят церковь стороной. Возможно, он доложил об этом Ливенам, возможно, Шарлотта Ливен велела ему приказать крестьянам ходить на службы. Впрочем, подтверждений этому нет. Самый ранний уцелевший документ с распоряжением посещать церковь — это краткий отчет о сходе баковских крестьян в январе 1806 г., на котором Иван Оберучев, сменивший Хеннеманна в 1803 г., передал приказ от Шарлотты: «Крестьяне в церковь божию в воскресенье и праздничные дни для богомолья входили бы»[432]
. По всей видимости, это было постоянное распоряжение, повторяемое для проформы в начале каждого года по мере приближения великопостной исповеди. Ранее в этом же месяце Оберучев послал письмо, напоминающее баковским крепостным о правиле: достигшие совершеннолетия дети должны вступить в брак до Великого поста[433]. Нежелание баковских крестьян ходить в церковь и сопротивление браку были, безусловно, взаимосвязаны.Источник: LP 47 421. Л. 45–103.
Таблица 6.1 отражает проблему, которую обнаружил Кристоф Ливен, рассматривая ревизские сказки 1795 г. Таблицы подобной он, естественно, не составлял, но не мог не заметить настораживающе большого количества незамужних женщин. На самом деле проблема должна была показаться ему еще серьезнее, чем она выглядит в таблице, потому что он наверняка объединил женщин 25 лет и старше со значительно более многочисленной группой более молодых незамужних[434]
.Я составил список деревень в порядке их удаленности от Баков, начиная с Афонасихи, находившейся чуть на юг по западному берегу Ветлуги, и Ядрово — на восточном берегу, немного вниз по течению, потому что и расстояние от Баков, и берег, на котором располагались деревни, имеют некую связь с брачным поведением. Ливен, скорее всего, не знал, где какая деревня находилась. Но он не мог не обратить внимание на большое число холостых и незамужних в имении. Он пришел к выводу, что многие мужчины не смогли жениться из-за того, что девицы им отказывали или родители девиц не хотели отпускать их из дома.