Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

Однако из того, что мы все-таки знаем о Спасовом учении о браке, можно с бóльшим основанием предположить, что спасовские мирянки сами были зачинателями сопротивления браку в деревнях, что те, кто принимал у спасовцев такие решения, отнеслись к этому с одобрением, но — будучи прагматиками — не возвели запрет на замужество в правило своего вероучения. Отказ от брака, конечно, никак не противоречил Спасовой доктрине. Хотя венчание православным попом (или, во второй половине XIX в., беспоповская церемония бракосочетания) было приемлемо, спасовцы (малого начала) никогда не признавали венчание таинством. Многие верили также в присутствие антихриста и в наступление конца света — краеугольные камни противобрачной теологии в других согласиях[426].

Нетрудно представить себе, как куплинскими женщинами овладело отвращение к браку. Старая вера принялась в окрестностях Гороховца еще до конца XVII в. Сразу на север от него находился огромный лес, кишевший раскольниками, неподалеку с восточной стороны начинались еще более обширные нижегородские чащи. Эти леса были ареной ожесточенных дебатов между старообрядцами самых разных толков. Мы знаем, что много женщин селилось в лесных скитах, где они (или, по всей вероятности, большинство из них) вели целомудренный образ жизни вне зависимости от того, вступали ли они ранее в брак или нет. Некоторые женщины со временем возвращались из лесов в свои родные деревни, женщины-пилигримы — те самые, о которых Гавриил Андреев доносил в 1760 г., — ходили в леса за духовным наставлением. В атмосфере религиозного смятения, среди слухов об антихристе и в ожидании второго пришествия неудивительно, что некое число куплинских женщин прониклось проповедью порицавших брак старцев о великой греховности брака и необходимости отказаться от него, дабы подготовиться к концу света. Или же женщины могли сами, без подсказки прийти к такому решению. Нет способа узнать, принадлежало ли то первое поколение отвергавших брак деревенских женщин к какому-либо согласию. Возможно, они просто придерживались старой веры, не умея отличить одно согласие от другого.

Что-то изменилось во второй половине XVIII в., когда в деревнях Случково и Алёшково резко подскочило количество избегающих брака женщин, и, судя по данным податных ревизий и исповедных ведомостей, старообрядцы стали жить обособленной общиной. В это время в этих двух деревнях неприятие замужества неуклонно разрасталось и к 1795 г. стало практически всеобщим явлением в д. Случково, а к 1830 г. и среди спасовцев д. Алёшково, к каковому моменту оно захлестнуло также д. Пешково. Перемена почти наверняка состояла в том, что во второй половине XVIII в. старообрядцы объединились в организованное сообщество (или сообщества), в котором отказ женщин от брака стал нормой. Мы не знаем, что подстегнуло образование этих сообществ. Быть может, харизматичные миссионеры воспользовались общим подспудным недоверием к официальной церкви и сомнениями по поводу богоугодности брака, чтобы сплотить староверов прихода с. Купля в организованную группу или группы. Возможно, перемена произошла в результате кумулятивного воздействия многих лет хорошо налаженного общения крестьян с лесными старцами. Сам факт, что для всеобщего распространения воздержания от замужества в спасовских дворах д. Случково потребовалось полвека, а в д. Алёшково еще больше, является косвенным подтверждением того, что склонность к безбрачию возникла по местной инициативе самих спасовок, а не из покорного следования доктринам их согласия.

Поморки прихода с. Купля, избегавшие замужества в XIX в., по всей вероятности, следовали примеру спасовок. Они знали, что их согласие благосклонно относится к браку: их братья женились и, по крайней мере, к 1830-м гг. делали это, используя поморский бессвященнословный обряд бракосочетания. Поморские женщины потому, по-видимому, уклонялись от замужества, что в с. Купля и его окрестностях традиция местных спасовцев — мужчины женятся, женщины воздерживаются от брака — создала образец женской добродетельности и религиозного рвения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука