Эпиграммы

Красного уксуса ты и без соломы живешь!

Ну, а коль был бы набит подголовок твой шерстью лаконской,

10 Если б с начесом лежал пурпур на ложе твоем,

Если б и мальчик тут спал, который, вино разливая,

Пьяных пленял бы гостей свежестью розовых губ, —

О, как желанны тебе будут трижды Нестора годы,

И не мгновенья во дню ты не захочешь терять!

15 Жизнь легко презирать, когда очень трудно живется:

Мужествен тот, кто сумел бодрым в несчастии быть.

57

Странно тебе, что стихи Северу ученому шлю я,

Если, ученый Север, я приглашаю тебя?

Пусть и амбросией сыт, и нектар вкушает Юпитер,

Все же приносим ему мы и кишки и вино.

5 Раз тебе все от богов даровано, раз не желаешь

Сверх своего получать, что же тогда ты возьмешь?

58

Если ты видишь, что я, Телесфор, сгораю желаньем,

Много ты просишь, — а вдруг я откажу, что тогда?

И, коль тебе не сказал я, поклявшись, «я дам», не помедля

Властные прелести ты тотчас же прячешь свои.

5 Что, если мой брадобрей, занеся обнаженную бритву,

Вольной и денег себе вдруг бы потребовал с нас?

Я обещал бы, но тут ведь не как брадобрей он просил бы,

Но как разбойник, а страх — это всесильная вещь.

Если же бритва в кривом у него бы лежала футляре,

10 Ноги и руки тогда б я брадобрею сломал.

Ты-то не бойся, но страсть совсем по-иному унявши,

На ветер всю я твою жадную алчность пошлю.

59

На пальцах у Харина по шести перстней,

Не снимет он ни ночью их,

Ни даже в бане. Почему, вы спросите?

Да у него нет ящика.

60

Просишь сказать, для любви Хиона милей иль Флогида?

Краше Хиона собой, но у Флогиды огонь.

Этим огнем возбудить могла бы она и Приама,

С ней бы и Пелий-старик старость свою позабыл.

5 Этим зажечься огнем пожелает любовнице каждый,

И не Гигия, — Критон только его и уймет.

Ну а Хиона лежит и не чувствует, слова не скажет,

Будто и нет ее здесь, будто бы мрамор она.

Боги! Коль можете вы столь великое дело исполнить

10 И, коль угодно вам, дар столь драгоценный подать,

Дайте Флогиде вы стан, каким обладает Хиона,

Дайте Хионе такой, как у Флогиды, огонь.

61*

По языку Нанней — супруг, по рту — хахаль,

Который гаже щек «Из-под стены» девки,

Кого в окно вертепа увидав голым,

Срамница Леда из Субуры дверь держит

5 И лучше поцелует в чресла, чем в губы,

Кто по проходам всем недавно лез в чрево

И был способен, как знаток, сказать точно,

Мальчишку иль девчонку носит мать в брюхе, —

Ликуйте, жены! Все теперь пошло прахом:

10 Поднять уже не может он язык блудный.

Однажды в распаленных он застрял чреслах,

И вот, пока он слушал в брюхе писк детский,

Язык-обжору поразил недуг гнусный,

И быть не может он ни чистым, ни грязным.

62

Лесбия слово дает, что любить она даром не станет.

Верно: всегда за любовь Лесбия платит сама.

63

Ты глядишь на меня, когда я моюсь,

Филомуз, любопытствуя, зачем я

Окружен возмужалыми юнцами:

Филомуз, я отвечу откровенно.

5 Защищают они от любопытных.

64

Фавст, я не знаю, о чем ты многим женщинам пишешь,

Но ни одна, знаю я, не написала тебе.

65

Целых шестьсот ты гостей, Юстин, угощаешь обедом,

Чтобы отпраздновать свой с ними рождения день.

Между гостями и я, мне помнится, был не последним

И оскорбляться никак местом своим я не мог.

5 Но ведь и завтра обед задаешь ты праздничный тоже:

Нынче — для всех шестисот, завтра родишься для нас.

66

Ты обманщик, Вакерра, и доносчик,

Клеветник ты и выжига, Вакерра.

И подлец, и разбойник. Удивляюсь,

Почему же без денег ты, Вакерра?

67

Ты ничего не даешь мне при жизни, сулишь после смерти.

Коль не дурак ты, Марон, знаешь, чего я хочу.

68

Просишь о малом, Матон, но и то не внимают вельможи.

Чтоб не позориться так, лучше проси о большом.

69

Я для охоты была натаскана в амфитеатре,

Злобной была я в лесу, ласковой дома была.

Лидией звали меня. Была я преданной Декстру;

Не предпочел бы он мне даже и Меры борзой,

5 Да и диктейского пса, который, пойдя за Кефалом,

Был светоносною с ним к звездам богиней взнесен.

Кончила дни я свои молодой, а не дряхлой собакой,

И дулихийского пса я не познала судьбы:

Молниеносным клыком сражена я вспененного вепря;

10 Был он как твой, Калидон, или как твой, Эримант.

Я не печалюсь, сойдя так быстро к теням преисподней:

Быть не могло для меня смертной судьбины славней.

70*

Мальчиков, Тукка, продать ты хочешь за тысячи тысяч?

Собственных, Тукка, господ ты замышляешь продать?

И не волнуют тебя ни плач их, ни льстивые просьбы,

Ни отпечаток твоих страстных на коже зубов?

5 Ах ты, преступник! задравши подол и орудуя левой,

Ты рукодельную мощь нашим являешь очам.

Ежели деньги тебе так дороги, Тукка, отважься

Лучше все распродать: утварь, дома и поля,

И серебро со стола, и рабов, какие постарше, —

10 Все продавай для того, чтобы юнцов не продать.

Роскошью было купить такое добро и угодья,

А распродать вот так — это ведь роскошь втройне.

71

Что истерией больна, заявила старому мужу

Леда, плачась, что ей надобно похоть унять.

Но, хоть и плачет навзрыд, согласиться на помощь не хочет

И заявляет, что ей лучше совсем умереть.

5 Просит супруг, чтоб жила, чтоб во цвете лет не скончалась,

И позволяет другим, что не под силу ему.

Тотчас приходят врачи, и прочь все врачихи уходят.

Подняты ноги ее… Что за мученье болеть!

72

Натта хахаля все зовет пичужкой,