Эпитафия

– А ведь только один из сорока тысяч четырехлистный… Значит это к нашему счастью или только к твоему? –Крутит двумя пальцами веер клевера и думает, так усердно. – Забавно, как сильно человек любит искать. Будь, и трехлистных, и четырехлистных поровну, никто бы и не думал о них, а когда мы знаем о редкости одного, он уже может стать целью, мечтой тысяч, ради которой потратят не один час. Почему? Думаю, это всё что есть у человека, вечное стремление к поиску чего-то большего.

Это место не отпускало, настолько завораживающим мы его находили, что любовались за самого захода солнца. Мои мысли убежали очень далеко в странные свои глубины, но мне это показалось самым уместным и естественным.

– Знаешь, я хочу, чтобы мой прах стал именно этим местом. Раньше я не находил ему применения, но теперь…

– Тогда пусть это место, в своё время, поглотит и меня. С этими мыслями мне будет сладко встречать смерть, ведь я буду точно знать, чем стану…

XXXVII

Я вернулся в свою обитель уже готовый по привычке к ледяной пытке или огненному мучению, шторму, но нет. Всё, что меня охватило – любовь и наслаждение, легкость и свобода.

Судя по звукам, меня несла Елена, она набирала полную грудь воздуха, кряхтела и несла. Потом останавливалась, снова набирала воздух и снова несла.

– Сегодня я задалась вопросом, кто тебя любит больше я или Артур. –Говорила она с трудом, моя тяжесть сказывается. – Он сделал больше других и при твоей жизни, а сейчас так вообще, рискует всем вместе со мной. Только разница в том, что Артуру есть что терять. Он много заплатил за молчание в крематории и ещё больше заплатит если все это вскроется, но его этот риск даже не смутил.

Остановились, видимо она снова устала. Не знаю, сколько теперь весит мое тело, наверняка для такой малышки сверх меры.

– А ты мне ни разу не показывал картины. Артур рассказывал, насколько сильно ты их не любил, но… Но они прекрасны и мне остается только представлять, какие сюжеты погибли в огне…

Как же волнуют её слова, заставляют трепетать душу, желать, расти… Она снова продолжает идти, почти не дав себе отдыха.

– Осталось немного, машина ждёт уже за поворотом.

Чьей-то торопливый бег, приближается к нам. Елена идёт ему на встречу, значит Артур, не нужно волноваться.

– Давай мне, вижу ты очень устала…

– Кто это там, у могилы? – Испуганный голос Елены.

– Всё хорошо, это Виталий Леонидович. Он хотел нам помочь, и я попросил замести за нами следы.

Сбитое дыхание, они идут торопливее, быстрее. Даже Артуру тяжело дается нести меня. Шаг замедляется, то был последний рывок.

– Посадишь нас вместе сзади?.. –Её голос вернул свою силу и горел.

– Конечно. –Тяжелый голос оборвался от нехватки воздуха.

Открылась дверь автомобиля, скрип сиденья, щелчки ремней безопасности – три. Завелся знакомый рёв двигателя и заиграла музыка моего отца… Старый, русский рок. Он звучит ещё красивее под шум дороги, вот бы смотреть сейчас в окно…

Меня окутало великое счастье, оно выливается из переполненного сосуда и если бы я мог, то непременно залился бы слезами счастья. Это чувство охватило не только меня, оно общее на всех в машине. Артур и Елена подпевают музыке, в их голосе слышны смешанных переживаний слёзы.

– Реки времен – отраженья миров.

– Реки времен – в них шагнуть ты готов.

– Чтобы там, вновь увидеть себя

– И разгадать, что хотела судьба.

Дрожащий трепет поселился внутри меня и единственное желание – обнять эту мою семью, показать свою великую любовь, которую я так и не успел выразить при жизни.

Вдруг всё потухло, во тьме проскользнула смерть и всё мое существо, каждая струна души продрогла в холодном трепете, ожидая.

XXXVIII

Смерть подошла ближе, чем когда-либо и коснулась меня, успокоив страх. Она прекрасный ангел и вправду не стоит её бояться, самая верная и искренняя подруга.

– На страшись и не бросайся в истерику, твое время почти истекло. Насладись её последними объятиями и помни – потворствовать есть самый верный путь, ибо ты только свидетель.

Музыка вернулась, вместе с ней шум дорог и сквозь музыку я слышу тихие слова Елены, она всё ещё подпевает. Всё вокруг меня начинает рушиться, я вижу! У этой тьмы есть границы, она как стеклянный шар, в котором я всё это время был заперт. Сейчас стекло этого шара начало трескаться, а сквозь трещины просачивается яркий, чистый свет.

Я трепетно жду каких-нибудь слов, ещё хоть что-нибудь от её, но нет… Мне довелось услышать только её нежную руку, гладящую меня по голове, рёв двигателя и несущиеся километры асфальта с вылетающими из-под колёс камнями.

Стеклянный купол начал опадать скорлупой, опадать в никуда исчезая бесследно, заливая всё ослепительным блеском и этот блеск, укрывает собой мир звуков, мой родной дом под названием жизнь.