Читаем Эпоха человека. Риторика и апатия антропоцена полностью

Звучало мнение, что в значительной части классических социальных теорий, например в подходе Эмиля Дюркгейма, функционализме и даже социальной экологии, природу слишком опрометчиво сбрасывали со счетов[371]. Разумеется, формально узаконенный антропоцентризм социологии, как и гуманитарных наук в целом, неизбежно вытекал из необходимости выделить их в самостоятельные дисциплины. Акцент делали на значении социальной среды, необыкновенной гибкости человека и важной роли индивида. Подчеркивали уникальность человеческого рода на фоне животного мира, писали о нашей свободе, об умении человека создавать культуру и преодолевать всё новые и новые естественные ограничения посредством согласованных коллективных действий в беспрецедентных масштабах. Такого рода антропоцентризму часто сопутствовала биофобия — убежденность, что природа хаотична, непредсказуема и жестока[372]. Биофобия подталкивала к трактовке природы как аксиологически нейтрального фона, пассивной материи, ресурса, о котором невозможно рассуждать в этических категориях.

Вот почему канадский специалист по социологии окружающей среды Рэймонд Мёрфи упрекает социальные науки в теоретической близорукости, указывая, что им присущ некоторый враждебный идеализм[373]. Так, постструктуралистский тезис о том, что общество творит действительность, по мнению исследователя, доводит до опасной крайности представление, согласно которому человек свободно формирует природу и конструирует свое окружение, живя исключительно в мире символов, дискурса или языка. Сегодня подобная критика часто звучит в адрес поверхностно понятого конструктивизма, которому приписывают утверждение, что природа — выстроенная нами система. Однако, на мой взгляд, обвинения такого рода основаны на заметном упрощении и явно предвзятой интерпретации[374]. Но в одном Мёрфи, пожалуй, прав: гуманитарные и социальные науки в своих теоретических изысканиях аккуратно обошли молчанием ненужное и опрометчивое переделывание природы.

Схожие аргументы приводит Гайдн Вашингтон. В книге «Зависимость человека от природы. Как преодолеть экологический кризис» (Human Dependence on Nature. How to Help Solve the Environmental Crisis)[375] он доказывает, что представления, согласно которым природа — наше создание либо артефакт или же мы столкнулись с ее утратой и концом, по сути своей антропоцентричны и высокомерны, даже когда их развивают с проэкологических позиций. Вашингтон демонстрирует, что ученые зачастую глубоко антропоцентричны, как и экологические программы ООН. Ценность природы они рассматривают исключительно с точки зрения ее пользы для человека.

Типичное для антропоцена убеждение, что человек — мера всех вещей, даже критериев, на основе которых классифицируют происходящие на планете изменения, свидетельствует лишь о свойственной людям мании величия. Вашингтон возражает против утверждения, что окружающие нас другие виды и экосистемы могут представлять собой лишь социальные конструкты. Ведь они не продукт нашего воображения! По мнению Вашингтона, антропоцентризм — выражение самовлюбленности homo sapiens. В долгосрочной перспективе она может обнажить наше неумение приспосабливаться к обстоятельствам. Поддерживая иллюзию, что человек «творит» природу, леса, реки или погоду, мы открываем простор для внушающих тревогу проектов, в том числе инженерии человека и контроля температуры на Земле. Экологический кризис не означает, что природы нет. Если цивилизация придет в упадок, природа никуда не денется, исчезнет только человек. Именно человек зависит от природы, а не наоборот.

Вот почему даже современная риторика, построенная на тезисе о взаимозависимости природы и человека, с точки зрения Вашингтона, слишком антропоцентрична[376]. Так же обстоит дело с концепцией формирования природы, климата или экосистем. Как будто бы мы хорошо понимаем, что именно делаем, — и контролируем ситуацию. Однако, как подчеркивает канадский социолог, люди вовсе не формируют планету в таком смысле. Поэтому создается впечатление, что антропоцентризм социальных теорий (когнитивных, онтологических и методологических) в значительной мере препятствует осознанию того, что характерно для всех обитающих на Земле видов, ведь все они неизбежно зависят от экосистем и условий на планете. По словам Хэмилтона, у социологов нет выбора — в эпоху антропоцена все должны стать геофизиками[377]. Наши социальные и политические проблемы связаны с состоянием различных систем Земли.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука