Эпоха человека. Риторика и апатия антропоцена

Однако в XXI веке такая теория уже никого не убеждает, особенно жителей развивающихся стран, которые в эпоху цифровых медиа прекрасно осведомлены о высоком уровне жизни в развитых странах. Кроме того, сейчас ясно, что декарбонизация процветающих экономических систем, например шведской экономики, и уменьшение их экологического следа не оказывают существенного влияния на экологическую ситуацию в развивающихся странах, равно как и на политику государств, которые выбрасывают в атмосферу все больше парниковых газов, в том числе Индии и Китая[523]. Поэтому радикально настроенные экологические активисты, в частности та же Наоми Кляйн, подчеркивают внутреннюю нестабильность мирового экономического порядка, ожидая краха или кризиса, с которым вскоре столкнется поздний капитализм[524]. Они надеются на кардинальные изменения, в результате которых стремление к высокому социальному статусу перестанет быть связано с материальными показателями. Маркерами успеха и видного положения в общественной иерархии должны быть не накопляемые материальные блага, из которых люди потребляют лишь часть, а свободное время и стиль жизни.

Метафора космического корабля, в свою очередь, намекает на возможность молниеносного взлета, преодоления препятствий, колонизации космоса. Она нередко сопряжена с воодушевлением по поводу технического прогресса, которое отчасти продиктовано осознанием, в каких трудных условиях жили предшествующие поколения и с какими опасностями им приходилось справляться. Карлссон связывает метафору космического корабля с уже рассмотренной нами экомодернистской идеей благого антропоцена и взглядами сторонников трансгуманизма, в том числе Ника Бострома, склонного прибегать к языку образов. Бостром использует метафору космического корабля, сравнивая нынешнее критическое состояние окружающей среды с нестабильным состоянием взлетающей ракеты. Запустить ракету — куда более здравое решение, чем оставить ее ржаветь на космодроме, ведь цель пуска — стабильный, продуманный полет в космос[525]. Такие исследователи, как Бостром, уверены, что человечество обладает почти астрономическим инновационным и трансформационным потенциалом: раз уж нам удалось перешагнуть столько недосягаемых границ, значит, удастся и в эпоху антропоцена. Тем не менее Карлссон замечает, что разумных оснований для такого оптимизма нет. Оптимистично настроенные экомодернисты склонны принимать желаемое за действительное, но не дают указаний, как перевести надежды, связанные с космическим полетом человечества, на язык реальной политики и глобальных социальных факторов[526]. К тому же оптимизм усыпляет нашу бдительность в отношении проблем, которые требуют нашего немедленного внимания.

Третья метафора — метафора взлетной полосы, на которой находится человечество (хотя не все люди осознают, что оказались в самолете). Длина взлетной полосы неизвестна, поэтому нельзя сказать наверняка, поднимемся ли мы на такой уровень цивилизации, что уже не будем ощущать ее недостатков, или замедлимся и резко затормозим, дорогой ценой удержав цивилизацию в состоянии вынужденной экономии. А может быть, человечество погибнет в авиакатастрофе? На подобной взлетной полосе мы оказались впервые за всю историю — мы не знаем технических возможностей своей машины, и у нас нет карты местности, к которой мы направляемся. Метафора взлетной полосы не приносит утешения, олицетворяя крайнюю степень неопределенности, типичной для эпохи антропоцена. Перед нами разные возможные сценарии будущего. Ждет ли нас климатический апартеид с акцентом на развитии системы безопасности и принятии антимиграционных законов в благополучных странах? Или нам удастся провести радикальную социальную реформу, которая приведет к более справедливому распределению экономических благ?[527] Метафора взлетной полосы отражает подвешенное состояние цивилизации. Как и Карлссон, я боюсь, что люди эпохи антропоцена могут слишком поздно очнуться от своего оптимистичного сна о полете в неведомое, исследовании космоса и еще не изобретенных потрясающих технических решениях.

Исчерпала ли себя парадигма устойчивого развития?

Участники спора об антропоцене отмечают, что парадигма устойчивого развития явно исчерпала себя[528]. Она помогла ввести в экологическую политику объективные научные критерии, близкие к экономическим. Отказ от субъективных духовных категорий и радикализма, свойственного экологам в 1970‐е годы, открыл простор для размышлений о возможностях равномерного развития и принес пользу в той мере, в какой способствовал достижению согласия между экологическими активистами, политиками и представителями промышленности. Это согласие, бесспорно, позволило претворить в жизнь множество ценных для окружающей среды проектов и решений. Но их оказалось недостаточно. Они не привели к эффективному устойчивому развитию, а неолиберальная рыночная система поставила экономику разных стран мира на грань экологического кризиса в масштабах планеты.