23 февраля Совет распорядился уничтожить карантин в Царицыне и учредить такой же в Киеве; приказал выдать 10 тысяч рублей на расходы императрице и послать инженеров для исправления Царицынской укреплённой линии. 24 февраля «верховники» указали отпустить 35 тысяч рублей на ремонт пограничных крепостей; по просьбе М. М. Голицына произвели заслуженных подполковников в полковники, распорядились о выдаче «окладного провианта» офицерам гарнизонов в Прибалтике, поставке ружей в полки ландмилиции, заготовке провианта и фуража в магазинах Украинской армии и т. д.[930]
Но за обилием текущих вопросов правители не нашли времени на завершение своего главного дела — составления и обнародования новой «формы правления», хотя именно этого ожидали в обществе.[931] Похоже, они были уверены в прочности своего положения…Развязка наступила 25 февраля 1730 г. Утром «верховники», за исключением Остермана и находившегося при Анне В. Л. Долгорукова, собрались во дворце и, согласно журналу, «перед делами имели секретные разговоры». О чём они совещались в этот последний день своего пребывания у власти, неизвестно; но остальная работа Совета была вполне рутинной. Обсуждались донесение Адмиралтейства о строительстве гавани в Рогервике и предстоявший рекрутский набор; были подписаны протоколы об изготовлении новых знамён для полков, отправке в Иран инженеров для составления карт провинций. Затем в зале заседания появился князь Василий Лукич, и члены Совета отправились к императрице.[932]
Внезапно во дворец явилась депутация дворян во главе с генералами Г. П. Чернышёвым и Г. Д. Юсуповым и тайным советником А. М. Черкасским. О данной акции, как указывает В. Н. Татищев, Анна получила известие (через П. Ю. Салтыкову) уже вечером 24 февраля, и, очевидно, санкция императрицы на подачу челобитной была получена. Мы не знаем, кто был автором нового документа («первой челобитной») и как именно он появлялся на свет; большинство исследователей считают его делом рук В. Н. Татищева. Челобитчики жаловались императрице, что правители оставили без внимания поданные им проекты, и предлагали «собраться всему генералитету, офицерам и шляхетству по одному или по два от фамилий, рассмотреть и все обстоятельства исследовать, согласно мнениям по большим голосам форму правления государственного сочинить».[933]
Из 87 подписей под прошением (часть которых не представляется возможным разобрать) меньшинство принадлежало группе генералов и чиновников, участвовавших ранее в «проекте 364-х». Не исключено, что некоторые из них первоначально действительно хотели «воли себе прибавить» и оградить монаршую власть какими-либо «установлениями». Но остальные 59 человек (почти 70 %) — это «новички», прежде не участвовавшие в составлении каких-либо документов и не подписывавшие их. Большинство — гвардейские офицеры и кавалергарды. Это соответствует свидетельству Татищева, что гвардейцы Антиох Кантемир и Фёдор Матвеев собирали эти подписи в полках. Почему гвардейцы и кавалергарды подписали текст, призывавший не к восстановлению самодержавия, а к учреждению особого «конституционного собрания»? По причине ночной спешки — или убеждённости, что, главное, эта бумага направлена против «верховников», а дальше будет видно?
Как в 1725 г., в 1730-м полки гвардии в перевороте не участвовали. Но гвардейские офицеры во дворец пришли, что подтверждают их подписи под первым и вторым прошениями. Первое подписали 20 гвардейцев. Большинство из них явились во дворец и, за исключением пяти человек (второе прошение не подписывали преображенские капитаны С. Кишкин, поручик B. Бибиков и подпоручик Ф. Ушаков, а также семёновский майор С. А. Шепелев и капитан А. Усов), подписали также второе прошение о восстановлении самодержавия. Кажется, дата подачи прошения была выбрана не случайно: 25 февраля — последний день дежурства преображенцев, их сменяли на караулах семёновцы.
Документы Преображенского полка позволяют назвать имена и чины участников событий: капитаны С. Шемякин, А. Раевский, Ф. Шушерин, C. Епишков, Ф. Полонский; капитан-поручики А. Замыцкой, П. Колокольцов, П. Черкасский, Ф. Матвеев; поручики А. Лопухин, П. Ханыков; подпоручик Д. Золотилов, во главе с майором С. А. Салтыковым и его сыном подпоручиком П. С. Салтыковым. Все они подписали первое прошение, но не подписывали до того никаких проектов.