Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

Подписи под обоими поданными Анне Иоанновне 25 февраля прошениями показывают, что в первых рядах стоят имена одних и тех же персон генеральского ранга: генерал-лейтенанта Г. П. Чернышёва, Г. Д. Юсупова и А. И. Ушакова, генерал-майоров С. И. Сукина и А. И. Тараканова, тайного советника А. М. Черкасского, действительных статских советников М. Г. Головкина и В. Я. Новосильцева. В этом же ряду в обоих случаях оказался молодой и малочиновный камер-юнкер Н. Ю. Трубецкой. Все эти люди после переворота были облагодетельствованы императрицей. Можно предположить, что они и являлись организаторами составления обеих челобитных.

В этот тяжёлый для неё день Анна держалась достойно и не делала ошибок. Она как должное восприняла второе прошение о восстановлении её монарших прав, но не стала его подписывать и, следовательно, брать на себя какие-либо обязательства. С этого момента («пополудни в четвёртом часу», согласно журналу Верховного тайного совета) начался процесс «передачи власти». По приказу Анны были доставлены подписанные ею «кондиции» и сопроводительное письмо Верховному тайному совету, которые она «при всём народе изволила, приняв, изодрать» (разорванный надвое уникальный документ ныне хранится в особом сейфе в Российском государственном архиве древних актов). Затем сенаторы А. М. Черкасский и М. М. Голицын-младший отправились в Сенат с указанием остановить «несамодержавную» присягу и вернуть все использованные и неиспользованные присяжные листы.[944]

На следующий день «верховники» присягнули Анне Иоанновне уже как самодержице и официально «приказали» Сенату, Синоду и трём первым коллегиям сделать соответствующие распоряжения об остановке процедуры присяги по всей стране. Последним днём заседаний Верховного тайного совета стало 28 февраля. «Верховники» составили манифест о «принятии самодержавства», который сами отнесли на подпись к императрице вместе с черновиками «кондиций» — Анна интересовалась подробностями «затейки» своих противников; к ней же была отослана находившаяся «при» Верховном тайном совете «кабинетная печать».[945]

Тридцать душ, или Цена «конституции»

Анна Иоанновна и те, кто стоял за её спиной, понимали, что формально самодержавием она была обязана 162 собравшимся во дворце дворянам, что немногим отличалось от «выборов» её «верховниками». Для «природной» царевны подобное вхождение в «прародительскую» власть выглядело унизительным. Поэтому в те же дни, начиная с 26 февраля, окружение новой самодержицы предприняло масштабную политическую акцию по утверждению легитимности нового режима. В Столовой палате Кремлёвского дворца была положена копия второго прошения 25 февраля и началась процедура её подписания, к которой была привлечена «общественность».

Первыми этот документ подписали зять Анны И. И. Дмитриев-Мамонов и главные герои событий — преображенские майоры В. Нейбуш, А. Лукин, Д. Голенищев-Кутузов и другие офицеры. С пятого листа начинаются подписи архиереев во главе со «смиренным Феофаном». Затем вперемежку идут подписи гвардейцев, генералов, офицеров находившихся в Москве полков, чиновников центральных учреждений и контор, придворных от высших чинов до стряпчих, подключников и «дозорщиков конюшенного ведомства».

«Приложили руки» к прошению ученики «московской академии» и «математической школы», представители «смоленской шляхты» (не обученные русской грамоте и подписывавшиеся латинскими буквами) и — на последних листах — московские купцы, мещане городских слобод (Хамовной, Кадашевской, Конюшенной и пр.) и даже случайные приезжие, в том числе серпуховской купец Иван Кожевников и «вологжанин посадский человек Дмитрий Сукин». Основная масса подписей (1182) была получена в первый же день, а всего с 26 февраля по 7 марта 1730 г. прошение подписали 2246 человек.[946]

Инициаторы этой пропагандистской акции — в отличие от своих противников — использовали тактику «гласности» и традицию «земских» челобитных XVII в., хотя и с противоположными целями. Сотни подписей подданных разного чина придавали должное оформление государственному перевороту. Вместе с тем они должны были продемонстрировать всенародную поддержку самодержавной Анны, чтобы её «восшествие» не связывали лишь с усилиями той или иной группы вельмож или гвардейских офицеров.

Впрочем, потом участие «общественности» в историческом акте было признано излишним. В первые дни после победы власти издали манифест, гласивший, что «верные ж наши подданные все единогласно нас просили, дабы мы самодержавство в нашей Российской империи, как издревле наши прародители имели, восприять изволили, по которому их всенижайшему прошению мы то самодержавство восприять и соизволили». Но подобная трактовка всё же сохраняла намёк на подчинение самодержицы воле «общенародия». Новый манифест от 16 марта 1730 г. о предстоящем венчании Анны на царство уже не допускал и мысли о каком-либо ином источнике власти: «От единого токмо Всевышнего царя славы земнии монархи предержащую и крайне верховную власть имеют».