Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

Немедленно началась переприсяга всех служащих империи. Правда, на российских просторах полицейские порядки органично сочетались с неисполнением самых грозных указов; даже семь лет спустя ещё находились в достаточном количестве «неприсяжные люди», которых надлежало разыскивать и сдавать в солдаты как «изменников».[947]

Далее последовала раздача «пряников» вместе с пока умеренным применением «кнута» — начинать новое царствование с расправы было неуместно. 4 марта 1730 г. Верховный тайный совет был упразднён, а Сенат, как и просило дворянство, восстановлен в составе 21 человека. На первых порах туда вошли как вчерашние «верховники» (за исключением А. Г. Долгорукова), так и их противники — Остерман, И. Ю. Трубецкой, Черкасский, Ягужинский, Салтыков. По случаю коронации раздавались звания, ордена и имения тем, кто помог Анне утвердиться на престоле: Никите Трубецкому, Антиоху Кантемиру, Алексею Черкасскому. Новыми статс-дамами двора императрицы стали участвовавшие в борьбе за престол графини Головкина, Лопухина, Салтыкова, баронесса Остерман и княгиня Черкасская. Сам Остерман был пожалован в графы, гвардейские командиры — Дмитриев-Мамонов, Юсупов, Чернышёв — в генерал-аншефы.

При этом новая власть применяла проверенный принцип «разделяй и властвуй». Молодой Иван Долгоруков уже 27 февраля был «выключен» из майоров гвардии, а 5 марта его посадили под домашний арест и потребовали вернуть вещи «из казны нашей».[948] Одновременно фельдмаршалы В. В. Долгоруков и М. М. Голицын получили от Анны по 7 тысяч рублей. Последнему императрица, кроме того, пожаловала четыре волости в Можайском уезде; жена князя стала первой дамой двора — обер-гофмейстериной, а сам он — президентом Военной коллегии.[949]

Скорее всего, все эти меры были продиктованы желанием разделить и поссорить влиятельные фамилии. Так и представлял дело испанский посол, считавший возвышение фельдмаршала Голицына делом рук Бирона и К. Лёвенвольде. Вестфалей же рассказывал, как М. М. Голицын у ног Анны просил её о прощении и оправдывался тем, что «хотел защитить наше несчастное потомство от такого произвола, назначив благоразумные границы их (монархов. — И.К.) непомерной власти и власти фаворитов, которые немилосердно нас мучили».[950]

Или, возможно, царские милости означали, что в решающий момент боевые генералы дрогнули? 25 февраля оба фельдмаршала никак себя не проявили, а армейские полки столичного гарнизона не оказали «верховникам» никакой поддержки; тогда как во время чтения утверждённых Анной «кондиций» войска охраняли правителей в Кремлёвском дворце. М. М. Голицын скончался в самом конце 1730 г. при не вполне понятных обстоятельствах; его старший брат Дмитрий Михайлович прожил вдалеке от двора ещё несколько лет, прежде чем его обвинили в не слишком значительных по нормам той эпохи служебных злоупотреблениях (покровительство зятю при получении наследства) и заключили в каземат Шлиссельбургской крепости, где он умер в 1737 г.

Членов опальной фамилии Долгоруковых после апрельских коронационных торжеств отправили в ссылку, пока ещё почётную: губернаторами и воеводами в Сибирь, Астрахань и Вологду. Но уже в мае бывший посол в Речи Посполитой С. Г. Долгоруков должен был сдать служебные документы и отчитаться в расходовании выданных ему на подкуп депутатов сейма средств — шести тысяч червонцев и мехов на три тысячи рублей.[951] В июле капитаны гвардии произвели обыски в домах Василия Лукича, Сергея и Ивана Григорьевичей, в ходе которых были изъяты все бумаги «о делех ея императорского величества», а заодно и библиотека, переданная в Коллегию иностранных дел, где её следы теряются.[952]

Затем Василий Лукич был заточён на Соловках, а Алексей и Иван Долгоруковы отправились по следам Меншикова в Берёзов. С собой они увозили, в память о прошлом величии, рукописную книгу о коронации Петра II (где изображалась его «персона, седящая на престоле, да Россия, стоящая на коленях перед престолом его императорского величества девою в русском одеянии») и его миниатюрный портрет — подарок невесте. Анна желала избежать любых неожиданностей и приказала обследовать бывшую соперницу Екатерину Долгорукову в связи со слухами о её беременности. Слухи, к облегчению императрицы, не подтвердились; но это нисколько не повлияло на судьбу девушки. Через несколько лет императрица повелела отобрать её драгоценности и даже маленький портрет Петра II.[953]