Переписка Бирона с находившимся на Украине генерал-лейтенантом князем Алексеем Шаховским демонстрирует уровень отношений фаворита с ответственным должностным лицом. Шаховской не упускал случая польстить, поздравить адресата (протестанта) с православными Рождеством и Пасхой и уверял его, что «родшийся плотию на земли» Христос обеспечит «милостивому государю и патрону всегда мирные и славные имети лета». В июне 1733 г. Шаховской через Бирона докладывал из Глухова о болезни гетмана Даниила Апостола и намерении украинской «старшины» «взять правление Генеральной войсковой канцелярии», то есть самостоятельно образовать нечто вроде коллективного органа управления. Генерал считал это опасным, поскольку «одну персону легче поклонять», чем группу самолюбивых полковников. Петербург молчал, и Шаховской настаивал: следует временно «поручить правление» на Украине русскому министру при гетмане С. К. Нарышкину, а его самого поставить в известность «о намерении её императорского величества всемилостивейшей нашей государыни, быть ли гетману или не быть». Сам он предпочитал поставить российского «наместника гетманства» с сохранением при этом украинских «прав». В итоге в Петербурге рассудили иначе, но позиция Шаховского была учтена: выборы гетмана проводить не разрешили, и было учреждено Правление гетманского уряда, состоявшее из представителей «старшины» и русских чиновников.
Между делами Шаховской отправлял к столу фаворита «украинскую дичину» — кабанчика и трёх «коз битых» (подарок отправлен в январе 1735 г., так что, вероятно, доехал до Петербурга свежим), а для души, конечно, лошадей. По конскому вопросу князь даже вступал в дискуссию с обер-камергером, считавшим, «якобы украинские кобылы очень большие и не можно их никак обучить, чтоб были смирны»; отнюдь, у Шаховского они простояли четыре месяца на конюшне и стали «весьма смирны», а потому непременно «будут годны» такому знатоку, как Бирон. После разбора лошадиных статей князь вскользь просил за племянника, поручика Конной гвардии: нельзя ли его «переменить чином» — даже без жалованья, если нет вакансий, чтобы государственные деньги зря не расходовать?
Искусная прямота создаёт репутацию, тем более что Шаховской был не в лучших отношениях с командующим армией на Украине Минихом. Бирон отвечал корреспонденту регулярно и учтиво; подчёркивал, что ожидает, «дабы ваше сиятельство при нынешних своих важных делах какой-нибудь случай к моему услужению подать мне изволили, что я с моей прилежностью действительно показать не оставлю». Обер-камергер слово сдержал — Яков Шаховской получил чин ротмистра, как и просил дядя, «до вакансии» — и обратился со встречными просьбами: «содержать в протекции» малороссийского генерального бунчужного Семёна Галецкого (Бирон в это время покупал у него деревню), а заодно поискать «гайдука немалого роста», за которого «особливо будет должен».
Кроме того, Бирон информировал собеседника о важнейших политических событиях: русские войска окружили Гданьск, французский десант «избит», флот с припасами и артиллерией из Петербурга отправлен — Шаховской получал новости из первых рук. Когда генерал в обществе как бы между прочим доставал из кармана письмо от приближенной к императрице особы и сообщал о последних новостях из дворца, это само по себе увеличивало его «кредит» в глазах окружающих.
Выполненные «комиссии» давали князю основание обратиться к Бирону с более серьёзной просьбой: нельзя ли получить «за бедные мои её императорскому величеству службы на Украине деревни»? Обер-камергер за подарки благодарил; с деревнями же вышла заминка: «Её величество имела что-то много о деревнях прошений; всем изволила объявить, что никому никакого двора отныне жаловать не изволит, дабы тем все челобитные успокоить»; однако, обнадёживал Бирон своего корреспондента: «я ещё при благополучном случае припомнить не оставлю».[992]