Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

В результате собственно переговорный процесс по-прежнему находился в ведении Остермана, как и текущее руководство Коллегией иностранных дел, и составление инструкций послам. На долю же Бирона оставались те самые вроде бы приватные беседы, содержание которых потом находило воплощение в официальных заявлениях российского двора.

Исключения бывали, но редко. Восстановление в начале правления Анны дипломатических отношений с Англией сделало актуальным заключение торгового договора. Но Остерман оказался неуступчивым партнёром и заявил (что случалось с ним редко) послу Форбсу, что не считает условия договора приемлемыми. Проблема была не только в нежелании снижать пошлины на британские товары, чего добивалась английская сторона. Главной целью Остермана было заключение не только торгового, но и союзного договора, чтобы английская морская мощь гарантировала защиту балтийских владений России от шведского реванша. Но это обязательство Лондон не хотел на себя принимать. Россия оставалась для Англии прежде всего рынком сбыта и поставщиком сырья для её промышленности.

Переговоры затягивались, и тогда Форбс и Рондо решили обратиться к Бирону. В результате вместо Остермана переговоры возглавил президент Коммерц-коллегии П. П. Шафиров. Он отказался от целого ряда требований, в том числе от права России самостоятельно торговать с английскими колониями в Америке и свободного найма в Англии специалистов (за «сманивание» по английским законам полагалось 100 фунтов штрафа и три месяца тюрьмы); в итоге договор был согласован и подписан в декабре 1734 г.

Формально обе стороны имели равные права: на свободный въезд граждан в страну, торговлю любыми незапрещёнными товарами, условия проживания, найма слуг и т. д. Но при этом договор создавал преимущества для английских торговцев — они получили статус «наиболее благоприятствуемой нации», таможенные льготы при ввозе своего основного товара, сукна, право уплаты пошлин не талерами, а российской монетой и разрешение вести транзитную торговлю с Ираном, которого давно добивались. Отдельная статья договора освобождала их дома от постоя.

К. Рондо получил от английской Московской компании 150 золотых гиней в награду за труды. С «гонораром» Бирона вопрос остаётся открытым. Английский исследователь выяснил, что восстановление дипломатических отношений с Россией обошлось британской казне в 32 тысячи фунтов для окружения императрицы, но в отношении Бирона ограничился только деликатным замечанием: «Нет основания полагать, что торговый договор являлся исключением из правила».[1018] Однако заключение договора 1734 г. едва ли можно назвать проявлением «антирусской деятельности иностранцев» в русском правительстве в годы «бироновщины». Проблема была не в степени «взяткоёмкости» Шафирова или Бирона, а в слабости отечественного бизнеса. Англия являлась основным торговым партнёром империи — но при этом Россия не имела своего торгового флота: практически вся заморская торговля обеспечивалась западноевропейскими, прежде всего английскими, перевозчиками. Даже в середине столетия лишь 7–8% экспорта перевозилось отечественными торговыми судами, ходившими, как правило, лишь по Балтике. Российские купцы только начинали осваивать западный рынок, не имея ни надёжного банковского кредита, ни мощных торговых компаний, ни налаженных связей. В этих условиях отстаивать свои позиции, когда англичане грозились найти другие «каналы коммерции», было нелегко.

4 мая 1737 г. на 82-м году жизни скончался герцог Курляндии Фердинанд; династия Кетлеров пресеклась. Тем же летом Бирон достиг своей цели — курляндское дворянство избрало «объединёнными голосами и сердцами… его светлость и высокоблагородие Ернест Иоханн граф Священной Римской империи, высокопочтенной обер-камергер её императорского величества всея Руси, рыцарь ордена Св. Андрея, Белого польского орла и Св. Александра Невского… вместе со всеми наследниками мужского пола герцогом Курляндским».[1019] «Рыцарство» просило Анну Иоанновну ходатайствовать об утверждении результатов выборов перед сюзереном Курляндии Августом III, и тот уже через месяц подписал диплом нового герцога.

Единодушное избрание стало результатом усилий как самого претендента, так и российской дипломатии. В игру вступила главная сторонница Бирона — сама Анна Иоанновна. В послании к курляндскому дворянству в 1735 г. императрица торжественно обещала соблюдать его права и вольности, но при этом заметила: Россия не допустит, чтобы герцогство когда-либо «поступило в чужие руки» или изменилась «старая форма правления». Бирону повезло — его личные «виды» удачно совпали — или, лучше сказать, не противоречили — линии имперской внешней политики России и её главной союзницы Австрии. Чтобы сохранить удобные для соседей польские «свободы», нельзя было ни усиливать саксонскую династию (в лице Морица Саксонского), ни допустить раздела Курляндии польскими магнатами на «воеводства», и уж подавно незачем было «отдавать» её сыну прусского короля.