Постоянными их получателями были герцог Л. Гессен-Гомбургский, С. А. Салтыков, А. М. Черкасский, братья Лёвенвольде, Г. П. Чернышёв, А. П. Волынский, Б.-Х. Миних, Ю. Ю. и Н. Ю. Трубецкие. Обычно это были не слишком большие суммы в 500–1000 рублей, но иногда счастливцам доставались и подарки в 7–10 тысяч. Однажды фортуна улыбнулась поручику Ханыкову, который в 1736 г. за неизвестные заслуги получил на двоих с гоф-юнкером Симоновым 1500 рублей. Одним деньги давались на лечение, «за проезд за моря», «для удовольствия экипажу»; другим — в долг, как А. П. Волынскому и камер-юнкеру Алексею Пушкину.[1023]
За девять лет (1731–1739), по нашим подсчётам, эти личные расходы Анны составили 898 312 рубля — примерно 100 тысяч в год.[1024] Существовала особая норма выдач на крестины, в которых первые вельможи государства были уравнены с гвардейскими офицерами и придворными «служителями», получая по 50–100 червонных.[1025] Все эти выплаты неизбежно привязывали их получателей к властной «хозяйке», тем более что их размеры иногда превосходили служебные оклады.Кстати, эти распоряжения не содержат приказов о выдаче денег Бирону. Фаворит отнюдь не бедствовал: только строительство дворца в Митаве обошлось в 300 тысяч рублей; ещё 600 тысяч были потрачены на выкуп заложенных имений прежнего герцога в Курляндии; в 1734 г. Бирон за 37 тысяч рейхсталеров приобрёл владение Вартенберг в Силезии (несколько имений в Курляндии и Лифляндии он купил ещё до своего избрания герцогом). Однако какая часть этих расходов оплачивалась из казённых денег (и из каких источников), а какая — из подарков и доходов от 120 имений фаворита, пока неясно.[1026]
Официально он был награждён только однажды, в феврале 1740 г., по случаю заключения мира с Турцией. Тогда Анна сама корявым почерком написала черновик указа о пожаловании награды: «Светлейший, дружебно любезнейший герцог. Во знак моей истинной благодарности за толь многие ваши мне и государству моему показанные верные, важные и полезные заслуги презентую вам сей сосуд и по приложенной при сём осигнации пятьсот тысеч рублёв; и будучи обнадёжена о всегдашнем вашем ко мне доброжелательном намерении пребываю неотменно и истинно ваша склонная и дружебно охотная Анна».[1027]
Бумаги Соляной конторы показывают, что из этой суммы он получил в августе 1740 г. только 100 тысяч рублей.[1028]Трудно сказать, насколько решающей была роль Бирона в сфере назначений и наград. Несомненно, к нему поступали многочисленные просьбы о «пожалованиях» — так, собственно, и действовал механизм клиентских отношений. Однако сами ответственные назначения нового царствования были последовательными и впервые с 1725 г. затронули практически все центральные учреждения.[1029]
О подготовке такой акции по перемене руководящих кадров говорит найденный нами список кандидатов в президенты коллегий из числа сенаторов и «из других чинов», а также в вице-президенты и советники. Он был составлен на русском языке с подстрочным переводом на немецкий, по-видимому, Остерманом, ещё весной 1730 г. (поскольку А. М. Черкасский числится в нём сенатором, а упомянутый И. П. Шереметев получил назначение в Канцелярию конфискации в июне 1730 г.) и содержал пометы против некоторых фамилий.[1030]Выше уже говорилось о судьбе нового Сената. По мнению специально изучавшего этот вопрос Д. Ле Донна, перетасовка Сената завершилась к 1737 г. «совершенным компромиссом»: в нём остались представители главных поддержавших Анну в 1730 г. кланов — Салтыковых, Трубецких и Нарышкиных.[1031]
Из трёх «первейших» коллегий только Коллегия иностранных дел не испытала потрясений — над ней стоял вице-канцлер и ближайший советник государыни А. И. Остерман. Туда был направлен родной брат фельдмаршала Миниха барон Христиан-Вильгельм Миних, который стал тайным советником и к концу царствования Анны первым членом коллегии. На дипломатические посты были поставлены курляндцы К.-Х. Бракель (посол в Дании и Пруссии), К.-Г. Кейзерлинг (посол в Речи Посполитой) и И.-А. Корф (посол в Дании). Два последних при Анне по очереди руководили Академией наук.
Военную коллегию в сентябре 1730 г. возглавил известный полководец князь М. М. Голицын-старший, в помощь которому был отправлен вызванный с Украины генерал-лейтенант Г.-И. Бон. Но в самом конце года фельдмаршал скончался при не вполне ясных обстоятельствах. Французский резидент Маньян 26 декабря отправил в Париж копию донесения голландского дипломата-очевидца. Согласно этому тексту, на пути из Измайлова в Москву карета, в которой находился князь, внезапно провалилась под землю, что явилось результатом искусно устроенного покушения.[1032]