Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

12 декабря 1731 г. кабинет-министры дважды посетили государыню. Анна рассмотрела списки гвардейских офицеров (согласно только что утверждённым штатам) и указала, «которые определены быть в комплекте в тех же полках, и коих для определения в армейские и в гарнизонные и в ландмилицкие полки велено отослать в военную коллегию», при этом «изволила отмечать о каждом имянно, кого куда и каким рангом определить».[1048]

Колебания высших гвардейских чинов в феврале 1730 г. заставили Анну принять и более решительные меры. Уже в сентябре того же года стал формироваться новый гвардейский Измайловский полк, куда императрица лично подбирала кандидатов на командные должности. Командиром полка был назначен обер-шталмейстер Карл-Густав Лёвенвольде, а его заместителем — выезжий генерал — шотландец Джеймс Кейт. Офицерский состав формировался отчасти из прибалтийских немцев (в их числе был и брат фаворита майор Густав Бирон), отчасти — из надёжных кавалергардов и армейских офицеров. Таким путём туда попали молодой Василий Нащокин и отец другого писателя XVIII в. поручик Тимофей Болотов. Рядовых набирали из украинских («ландмилицких») полков.[1049] Кавалергарды же, хотя и сыграли значительную роль в восстановлении «самодержавства», отчего-то не пользовались доверием. Они получили от императрицы месячное жалованье «не в зачёт», но уже в июне 1731 г. рота была расформирована. Отборные кони, казна и амуниция были переданы Конной гвардии, но в неё перешли лишь восемь кавалергардов; остальные получили назначения в полевую армию или в гражданскую администрацию: им приказано было немедленно отправляться к месту службы, «дабы они в Москве праздно не шатались».[1050]

В декабре 1730 г. началось формирование полка Конной гвардии из десяти рот (1423 строевых и нестроевых чина). Формально шефом полка считался П. И. Ягужинский, но с его отъездом в Пруссию подполковником стал выдвинутый и обласканный Анной князь А. И. Шаховской; «младшим подполковником» был назначен Б.-Э. фон Траутфеттер, майорами — Карл Бирон (другой брат фаворита) и Р. фон Фрейман. В апреле 1733 г. государыня пожаловала в ротмистры Петра Бирона, девятилетнего сына фаворита, а через пять лет, в день рождения царицы, Бирон-младший был произведён в подполковники Конного полка, но по причине юных лет на деле покомандовать так и не успел. В полку числились не только брат и сын Бирона, но и целая группа Шаховских, в том числе будущий вельможа и мемуарист Яков Петрович. Примерно треть офицеров принадлежали к прибалтийскому дворянству; в рядовые Анна указала брать из украинских однодворцев и «взрачных» представителей «лифляндского шляхетства и мещанства».[1051] В итоге 42 из 120 офицеров двух новых полков являлись прибалтийскими выходами или иноземцами.

В январе 1732 г. гвардия вместе с двором переехала в Петербург. Как и прежде, гвардейцы размещались по домам обывателей, но офицеры предпочитали жить на съёмных квартирах. До государыни дошло, что хозяева требуют с гвардейцев неумеренную плату, и она повелела объявить: «покои» тех, кто заломил цену, «посторонним внаймы допущены не будут».[1052] Только осенью 1735 г. Конную гвардию поместили в казармы на берегу Невы, недалеко от Смольного двора цесаревны Елизаветы. Для пехоты строительство слобод началось в конце 1739 г. — по 20 солдатских домов (с четырьмя «покоями» каждый) на роту и по одному офицерскому дому с огородами и хозяйственными постройками; женатые гвардейцы жили вместе с семействами. Преображенскому и Семёновскому полкам отвели места на левом берегу Фонтанки, Измайловскому — за рекой, «по обе стороны пространства, составлявшего за Фонтанкою продолжение Вознесенской улицы». Полки «так усердно принялись за постройку, — вспоминал Манштейн, — что на следующий год они уже могли занять новые дома. Так как в такой казарме полк был весь собран в одном месте, а офицеры, по милости дурной дисциплины, не были обязаны жить тут все в одно время, то этот порядок значительно облегчил предпринятую царевною Елисаветою революцию, окончившуюся для неё так удачно».[1053]

Доклады и приказы по полкам свидетельствуют, что «полковница» оценила роль гвардии. Императрица регулярно устраивала «трактования» гвардейских офицеров во дворце. Поручик Семёновского полка Александр Благово отмечал в дневнике в 1739 г.: «Восшествие на престол российской государыни им[ператрицы] Анны Иоановны в 1730-м году. В строе были и обедали во дворце» (19 января); «Поздравляли г. императрице и жаловала к руке» (2 февраля); «Тезоименитство государыни императрицы. Строю не было за стужею. Обедали во дворце» (3 февраля).[1054] Но Анна же установила еженедельные (по средам) доклады командиров полков и лично контролировала перемещения и назначения в полках. Оставшимся в комплекте офицерам и сержантам по новому штату было увеличено жалованье: у штаб-офицеров оно повысилось на 300 рублей, а у самой императрицы-полковницы с 1380 до 2160 рублей в год; однако увеличила она и число повышенных («старших») окладов для нижних чинов.