В декабре 1736 г. гвардейским офицерам позволили записывать в полки своих детей «лет несовершенных от семи до двенадцати», что прежде разрешалось только самым знатным. Детишки зачислялись солдатами сверх комплекта, без жалованья и жили у родителей, которые обязались «до совершенного состояния, как могут нести службу солдатскую, содержав на коште своём, обучать иностранным языкам и инженерству; особливо же наукам инженерной части нужнейшим, такоже и солдатской экзерциции».[1061]
Солдатских сыновей с восьми лет записывали в полки и определяли учиться грамоте в полковую школу. Отдавали их в учение и к искусным мастерам, чтобы иметь в полках собственных мастеровых.В гвардию переводили из армейских полков отличившихся или просто видных собою солдат; порой даже отправляли офицеров «высматривать» великанов в полевых полках и гарнизонах. При Анне Иоанновне в старые гвардейские полки впервые «зачали рекрут брать в солдаты»; приём таких новых солдат отметил в своей записной книжке тот же поручик Благово.
При Анне гвардия оставалась чрезвычайным и универсальным инструментом верховной власти. Обер- и унтер-офицеры и даже рядовые из дворян, «способные к делам», выполняли ответственные поручения: описывали конфискованные владения, собирали недоимки, набирали рекрутов, надзирали за мастеровыми на горных и оружейных заводах, участвовали в «счётных» и следственных комиссиях; они же под командой начальника Тайной розыскных дел канцелярии и гвардейского подполковника А. И. Ушакова арестовывали и охраняли политических преступников, а затем конвоировали бывших высоких особ в ссылку.
По традиции гвардейцы «выпускались» в армию на места, соответствовавшие их «старшинству» в два чина. В годы войны «выпуски» увеличились: из Семёновского полка в 1738 г. вышли обер-офицерами в полевые полки 49 нижних чинов из лучших, а три обер-офицера были определены штаб-офицерами. Из Конной гвардии отправились в полки обер-офицерами 14 человек. Всего же при Анне Иоанновне только из Семёновского полка вышли в армейские полки обер-офицерами 195 нижних чинов и 30 обер-офицеров штаб-офицерами.[1062]
При Анне гвардейцы после пятнадцати лет мирной жизни в столице вновь двинулись на поля сражений русско-турецкой войны 1735–1739 гг. В 1737 г. на юг двинулись сводные батальоны (по одному от каждого полка) и три роты Конной гвардии, составившие трёхтысячный гвардейский отряд под командой генерал-адъютанта и подполковника Измайловского полка Густава фон Бирона. Гвардейцы отличились во время взятия в 1737 г. крепости Очаков, но в маршах по безводной степи отряд потерял больше людей от болезней, чем от неприятельского огня.
27 января 1740 г. гвардейский отряд под музыку, с распущенными знамёнами возвратился в Петербург. Всем побывавшим в походе гвардейцам в награду выдали третное жалованье. Отличившиеся офицеры были отправлены в губернии с объявлением мира — им в награду позволялось принимать подарки «кого сколько подарят, то, во удовольствие за службу»; капитан Нащокин таким образом «заработал» в Нижегородской губернии 1350 рублей. А вернувшиеся из похода унтер-офицеры «в знак особливой за службу милости» получили следующий чин.
Но и в мирное время Анна занималась гвардейскими делами: решала вопросы об обеспечении полков сукном и провиантом, рассматривала рапорты командования и индивидуальные прошения о выпуске, переводе, отпусках и повышениях в чине. Солдатам запрещалось «иметь между собой ссоры и драки», а полковому начальству в 1736 г. — отправлять в отпуска и «посылки» гвардейцев без разрешения императрицы. Она же своими резолюциями определяла конечную меру наказания провинившимся даже по не самым «важным» делам — и загулявший в первый раз сержант Иван Рагозин в качестве штрафа «стоял под 12 фузеями».