Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

С годами Анна стала менее прилежна к делам, и вопросы решали уже кабинет-министры; так, в 1738 г. они сделали подпоручиком обиженного своим непроизводством при отставке преображенского каптенармуса Адриана Кузнецова; отпускали гвардейских солдат и унтер-офицеров «в домы» и представили в подпоручики трёх капралов; они же решали, кого из гвардейцев определить в рижские гарнизонные полки «на вакансии в штаб- и обер-офицеры».[1068] Подписи кабинет-министров Остермана и Черкасского стоят под резолюцией о битье кнутом и отправке в Выборгский гарнизон семёновского солдата Ивана Семёнова за попытку побега и изготовление фальшивого паспорта. Они же решили 15 октября 1740 г. повесить неисправимого вора, солдата из ямщиков Сидора Шалина; в это время Анна Иоанновна уже находилась на смертном одре.[1069]

Конечно, доклады по полкам и соответствующие предложения «сочинялись» министрами или гвардейским начальством, которое при пополнении частей рядовыми иногда могло обходиться и без высочайшей санкции. Но Анна властно вмешивалась в дела: на докладе А. И. Ушакова от 25 апреля 1740 г. о количестве мушкетёров и гренадеров в Семёновском полку она наложила резолюцию: «Без докладу впред на убылые места не записывать».[1070] Государыня не всегда «штамповала» поданные ей бумаги — в августе 1740 г. она повелела произвести в том же полку в прапорщики не представленного к повышению сержанта Василия Соковнина, а его сослуживца Михаила Сабурова как побывавшего на войне; в других случаях она не объясняла сделанных ею замен. «…на Обухова место произвесть Николая Самарина, на место князь Александра Голицына Григорья Темирязева», — собственноручно написала Анна, утверждая приказ о переводе на «убылые места» по Преображенскому полку 31 января 1739 г.[1071] Списки новых солдат, принятых в гвардию по итогам дворянских смотров, министры Кабинета несли ей на утверждение; так, Анна лично определила в солдаты гвардии будущего знаменитого полководца П. А. Румянцева. В августе 1740 г., вернувшись из Петергофа, Анна обратила внимание, что солдаты небрежно счищают кору с пригнанных по Неве для строительства казарм брёвен, и распорядилась не «засаривать» реку.[1072]

Порой государыня интересовалась даже судьбой отдельных солдат, особенно если они «отличились» какими-то нарушениями. Так в июле 1735 г. она повелела министрам заняться делом «плута Василия Одинцова». Проворовавшегося артиллериста, «не ведая о том его худом состоянии», приняли в Конную гвардию, но «когда в том полку о том его воровстве известно учинилось, тогда отослан он для определения в полки, в Военную коллегию и определён был в Ингерманландский пехотный полк, где явился паки в воровстве и из-под караула бежал». Недовольная императрица потребовала от командиров непутёвого солдата «оное дело розыскать и исследовать обо всём обстоятельно».[1073] Не раз звучало в полках и грозное «слово и дело», за которым следовали «розыск» и наказание виновных в оскорблении величества или других преступлениях по «первым двум пунктам».

При Анне гвардейцы, как и прежде, стояли на караулах в Адмиралтействе, Петропавловской крепости, Сенате, Военной коллегии и Тайной канцелярии, а также у полковых изб и на квартирах у генералов, гвардейских штаб-офицеров и иностранных посланников. «В неделю по дважды» полкам было приказано обучаться строевым экзерцициям — так чтобы «солдаты оказывали приёмы и делали вдруг и бодро, и стояли прямо, а не согнувшись, також смотреть, чтобы шли плечом к плечу и ружья несли круче, ступая разом, и головы держали прямо». Конногвардейцы, помимо того, должны были «прямо и бодро» сидеть в седле и ехать «человек за человеком ровно, примкнув колено с коленом». Полки регулярно проводили учения, на которых порой присутствовала сама государыня.[1074]

Императрица держала гвардию под контролем и сумела обрести в новых полках надёжную опору. Но на смену не задумывавшимся о «политике» старым служакам приходило новое поколение, которое уже видело, как решается судьба трона после ухода великого императора. Со временем гвардейцы осознали себя «делателями королей». Менялся и круг их интересов: тот же поручик Благово интересовался не только «постройкой» мундира, учениями, куртагами и домашним припасом, но и покупкой картин и книг, в том числе известного политического сочинения: «Пуфендорфия в десть дана 2 ру[блей]».[1075] В последующих «дворских бурях» мы увидим в качестве лидеров и младших офицеров, и даже солдат. Как только грозная Анна Иоанновна умерла, оставив регентство при младенце-императоре Иване Антоновиче своему фавориту герцогу Бирону, недовольство в полках обернулось участием гвардейцев в очередных переворотах.