Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

Мрачная «социальная репутация» правления Анны Иоанновны в немалой степени была вызвана не столько масштабом репрессий, сколько тем, что под них нередко попадали представители благородного сословия, которых прежде всего и подозревали в неблагонадёжности. Из 128 важнейших судебных процессов её царствования 126 были «дворянскими», почти треть приговорённых Тайной канцелярией принадлежала к «шляхетству», в том числе самому знатному.[1096] Расправа с кланом Долгоруковых и прочие громкие «дела» показали, что государыня всё помнит и не спускает даже малейших проявлений «своеволия». Однако при Анне Иоанновне доставалось и представителям рядового «шляхетства» (из 646 дел «благородных» они фигурировали в 520) страдали за куда менее важные «вины» — в основном в виде «непристойных» бранных слов.

«В 737-м: отставного секунд-маиора Протасьева жена Анисья Матвеева кнутом, в Сибирь; ссылной в Сибирь бывшей аудитор Афонасей Кастамаров кнутом с вырезанием ноздрей, в Оренбург; бывшей инзарской воевода Пётр Арбенев плетми, в Оренбург; бывшей советник Тимофей Тарбеев плетми, в Комчатку» — так выглядят списки наказанных и осуждённых к ссылке «клиентов» Тайной канцелярии 1737 г. Другим повезло больше — они были сосланы «без наказания» и получили не каторжную работу: «…бывшей советник Иван Анненков в Сибирь к делам; асессор Костянтин Скороходов в Азов к делам же; бывшего советника Тарбеева дети: Пётр в Сибирь в тамошние полки капитаном, Иван в Оренбурх порутчиком». Вместе с ними в оренбургские степи, в Сибирь, на Камчатку отправились «пошехонский дворянин» Василий Толоухин, отставные прапорщики Пётр Епифанов и Степан Бочкарёв, «недоросли» Иван Буровцев и Григорий Украинцев, драгун князь Сергей Ухтомский, отставной поручик Ларион Мозолевский, подпоручик Иван Новицкий, капитан Терентий Мазовский, майор Иван Бахметьев и многие другие российские дворяне.[1097]

Прямых отражений в народных «толках и слухах» два государственных переворота 1730 г. не нашли — они были, согласно известной формуле, «страшно далеки от народа». Пожалуй, только одно дело привлекло внимание самого Ушакова, который лично присутствовал при допросах. Дьякон из городка Велье Псковской провинции Осип Феофилатьев вместе с развозившим указы о новой присяге «мужиком» Иваном Евлампиевым истолковали это так: «Выбирают-де нового государя». Подобные разговоры, как показало следствие, обвиняемые вели со многими обывателями — все они отправились в Сибирь.[1098]

Дворяне были недовольны отсутствием ощутимого расширения своих привилегий, тяжёлой службой, ответственностью за выплату податей их крепостными. Но дела Тайной канцелярии показывают, что все эти сугубо российские проблемы не связывались в их сознании с каким-либо «иноземным засильем» и не порождали «патриотического» протеста.[1099]

Начало правления Анны вызвало политические проекты не только «вверху», но и «внизу»; последние дошли до нас в делах Тайной канцелярии. 18 июля 1733 г. в «летний дом» императрицы в Петергофе явился сенатский секретарь Григорий Баскаков и потребовал вручить его бумаги императрице. Чиновника задержали и даже полагали «в уме повредившимся», тем более что, по отзывам сослуживцев, он «весьма пил». В адресованном императрице сочинении автор сокрушался об «умножении различных противных Богу вер» и для их искоренения призывал «идти с войною в Царьград». Но далее речь шла уже о вполне конкретных непорядках: «несходстве» финансовых документов, «неправом вершении дел» и «страждущей юстиции». Секретарь предлагал приучать молодых дворян к «доброму подьяческому труду», для чего следовало иметь при коллегиях 60 человек «юнкоров» под началом опытного приказного, который учил бы «шляхтичей» канцелярским премудростям на примерах конкретных дел.[1100] После рассмотрения дела в Кабинете секретарь был освобождён без наказания — ведь и самим министрам были не чужды планы завоевания «Царьграда».

Другой прожектёр, «распопа» Савва Дугин, был из породы правдолюбцев. Ещё в 1728 г. он доносил о злоупотреблениях управляющего Липецким заводом; затем отправлял свои сочинения в Синод, где они были признаны «враками», и в конце концов угодил на каторгу — но не успокоился и продолжал писать, страстно желая, чтобы государыня прочла его «тетрати». В сочинениях, написанных в том же году, что и дворянские проекты, Дугин обличал обычные для того времени церковные непорядки — невежество и пьянство священников и «сребролюбие» епископов, предлагал священников «отставлять» от прихода и повсеместно «запретить, чтоб российский народ имел воскресный день в твёрдости, тако же и господские праздники чтили».