Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

Второй доклад Бутурлина можно назвать трактатом «о изнеможении счетов годовых сочинением» его подчинённых. Прежде всего, требовалось составить месячный «репорт», отправлявшийся не только в Камер-коллегию, но и в Сенат и ещё несколько мест. Затем ответственным за ведение счетов «приходчикам» необходимо было привести в порядок 16 книг («по форме» же надо было 19) по каждому виду денежных поступлений, что «немалое мозголомство приносит от состоящих вновь форм». После чего надо было сдать ещё 4 книги (по недоимкам и по расходам на новый год) своему преемнику вместе с наличной «денежной казной»… и садиться сочинять годовой «репорт». Одновременно приходилось составлять всевозможные отписки и справки по требованию вышестоящих инстанций и прибывающих с очередным «повелением» офицеров под угрозой штрафов и сидения под караулом. В результате подведение финансовых итогов требовало не менее трёх месяцев, в течение которых текущие дела «запускались».[1111] Но это — только в случае, если ответственные за финансовые документы чиновники были живы и здоровы, не угодили уже под следствие и не были отправлены к каким-либо срочным делам налетевшим из столицы гвардейцем.

При такой работе через руки подьячих с грошовым жалованьем проходили порой колоссальные суммы. При несходстве счетов, а особенно при малейшем подозрении начиналась волокита, а иногда и следствие, где виновными в итоге оказывались не начальники, а «стрелочники». Порой даже не отличавшийся милосердием в ту эпоху Сенат просил императрицу простить кого-нибудь из клерков, вроде копииста Алексея Михайлова, который допустил в отчётности по сумме в 600 тысяч рублей «прочет» в 127 рублей и при этом был «нимало не корыстен», а ошибся исключительно «от великого приёма и раздачи суммы» (Кабинет в снисхождении ему отказал).[1112]

Не менее страшно было для приказного попасть под гнев начальства. Только в 1739 г. был окончен суд над каширским воеводой Я. Баскаковым, виновным в убийстве канцеляриста; за то же был вызван к следствию воронежский вице-губернатор Лукин; в том же обвинялся белгородский губернатор И. М. Греков. В Москве же президент Вотчинной коллегии А. Т. Ржевский и секретарь Обрютин прямо в «асессорской камере» избили палками и плетьми канцеляриста Максима Стерлигова, после чего его «содержали в цепях и в железах под коллежским крыльцом» за попытку разоблачения злоупотреблений чиновников Елецкой провинциальной канцелярии.[1113] В столичной Коммерц-коллегии чиновники могли получить «по щекам» или плевок в лицо от вспыльчивого президента П. П. Шафирова; назначенные туда коллежские советники публично спрашивали начальника, «будет ли он до них милостив».[1114]

Как в финансовых делах русские «немцев» посрамили

Повседневную работу государственной машины тормозила недостача средств в нужном месте и в нужное время. Порой срочные расходы (как в 1726 г. на укрепление Кронштадта или в 1730 г. на погребение Петра II) заставляли Сенат и Камер-коллегию посылать гонцов в поисках денег, «где сколько во всех калегиях и канцеляриях и канторах есть». Каким образом потом проходил расчёт между ведомствами и учреждениями, похоже, не было до конца известно никому, как и то, доходили ли деньги по назначению.

Отсутствие «единства кассы» сделало невозможным для современников (и для историков) точно учесть потребности, доходы и расходы отдельных ведомств. Так, в жаловавшейся на недостаточное финансирование Военной коллегии (сами военные оценивали долги государства перед ними за пять лет с 1724 г. в 2 227 057 рублей 57 и ¾ копейки[1115]) «штатская» комиссия князя Д. М. Голицына обнаружила объявлявшиеся каждый год «остаточные» суммы, складывавшиеся из невыплаченного жалованья, «разных сборов», помимо подушной подати, сэкономленных на закупках сумм и т. д., и составившие за три года почти шесть с половиной миллионов рублей, не считая стоимости хранившегося в армейских «магазинах» провианта и фуража.[1116] В декабре 1727 г. Сенат признал, что так и не смог собрать сведения о финансовых распоряжениях Меншикова, и «непорядочные из казны расходы» по приказам уже сосланного вельможи продолжались.[1117]