Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

В июле 1726 г. именной указ Екатерины I даже не требовал, а просил Камер-коллегию составить «табель» приходов и расходов за 1725 г. или «по нужде хотя 1724 или 1723 из сих один которой-нибудь сочинить».[1118] Но при жизни Екатерины этого так и не удалось сделать. На указы Камер-коллегии о взыскании недоимок с мест отвечали (как это сделали в марте 1725 г. комиссар и камерир Севской провинции), что подьячих не хватает даже для текущих дел, а их ещё отнимают «к переписным делам». Внушения из центра — обходиться теми служащими, «кто в оной провинции ныне обретаютца», — как и угрозы штрафов с воевод «по полтине на день», ничего не могли изменить. Камер-коллегия, в свою очередь, получала от Сената выговоры за отсутствие ведомостей и столь же строгие, сколь и неисполнимые требования составить «окладную книгу», то есть роспись доходных статей бюджета, в семь дней.[1119]

Только к осени 1727 г. Камер-коллегия представила полную ведомость расходов за 1724 г., включая мелкие «неокладные» статьи — такие, как выдачу 219 рублей 70 копеек фискалам и «доносителям» или 6 079 рублей на воспитание «беззаконно рождающимся младенцом». Но при этом коллегия так и не нашла точных сведений о судьбе истраченных 233 835 рублей, относительно которых «известий не имеетца и по репортам отдачи не написано».[1120]

Нехватка средств выявилась с первых дней нового царствования. В 1732 г. Сенат подсчитал, что накопившиеся с 1719 г. недоимки составили семь миллионов рублей только по таможенным, кабацким и канцелярским сборам.[1121] По-прежнему оставались запутанными финансовые отношения между учреждениями. Один из докладов Сената от 17 сентября 1732 г. сообщал: Штатс-контора не считает возможным выдать жалованье служащим Ревизион-коллегии, «доколе та контора с Штатс-конторою возымеет счёт». А Штатс-контора вместе с Камер-коллегией не могли выплатить 270 430 рублей на содержание полков в иранских провинциях, поскольку эти чрезвычайные расходы велено было производить из таких же «не положенных в штат» доходов, коих, во-первых, в нужном количестве «никогда в настоящих годах не сбирается»; во-вторых, внештатные доходы уже были расписаны «по посланным указам» на другие нужды.[1122]

Количество таких «неокладных» расходов достигло в 1732 г., по данным за подписью обер-прокурора Сената А. Маслова, 2 740 947 рублей,[1123] что составляло порядка трети расходной части бюджета. Они включали в себя траты не только на войну в Иране, но и, согласно тому же документу, на содержание новых полков гвардии, «пенсии» знатным иностранцам и вдовам иноземцев, находившихся на русской службе, завершение строительства Ладожского канала, ремонт крепостей, «ружные» выдачи церквям и монастырям и прочие большие и маленькие выплаты. От года к году суммы менялись, но неуклонно имели тенденцию к увеличению.

Расходы на Низовой корпус не прекратились и после вывода его из Ирана, поскольку полки не были расформированы. Военные требовали денег, Кабинет распорядился их выплатить. Но в ответ Штатс-контора разъяснила, что сами же кабинет-министры велели содержать эти части за счёт «таможенных доходов», а также поступлений с Украины и других «остаточных» статей; но теперь «вышеписанных доходов деньги в Статс-контору не приходят». Далее контора напоминала, что по прежним указам доходы от продажи казённых железа и меди остаются в Коммерц-коллегии, от торговли ревенем — в Медицинской канцелярии; к тому же идёт война и все свободные средства уходят на «турецкий фронт».

На такое разъяснение министры обиделись («из того ничего подлинного выразуметь невозможно»), но смогли только порекомендовать «изыскать способы» раздобыть деньги совместно с Сенатом. Опытные сенаторы, постоянно сталкивавшиеся с подобными заданиями, выход нашли. В Петербурге обнаружили 15 тысяч рублей, из московских канцелярий и контор выгребли ещё 35 тысяч, а затем взяли «заимообразно» из Монетной конторы 50 тысяч и в итоге обеспечили текущие выплаты.[1124]

Несовершенство налоговой службы и децентрализация сбора и расходования средств порождали ситуации, когда все участвовавшие стороны были правы и найти виновного было невозможно. Опытный начальник Штатс-конторы Карл Принценстерн, несмотря на «наижесточайшие» указы и выговоры, возглавлял ведомство с петровских времён до своей смерти в 1741 г. — вероятно, как раз потому, что был способен ориентироваться в дебрях ведомственных касс и «доставать» необходимые суммы.

Неудивительно, что правительство Анны намеревалось ликвидировать финансовую неразбериху. Прежде всего, власти намеревались ужесточить сбор налогов и взыскать недоимки. В 1730 г. перед Сенатом была поставлена задача составить «государственную о всех доходах книгу». Третьим направлением «битвы за финансы» стали попытки проконтролировать прежние расходы путём проверки счетов всех учреждений.