Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

Но далее «распопа» «дерзнул донесть, в какой бедности, гонении и непостоянстве и во гресех и в небрежении указов и повелений находитца Россия» из-за лихоимства больших и малых властей, неблагочестия, воровства, чрезмерно тяжёлых наказаний за «малые вины». Для борьбы с этим злом бывший священник предлагал, чтобы «едва бы не во всяком граде был свой епископ» для просвещения как духовенства, так и паствы. Прокуроров следовало «отставить» по причине их бесполезности; воевод же не оставлять в должности более двух-трёх лет, а администрация при них должна быть выборная: «по 10 человек для розсылок и наряду по неделе по очереди». Дугин требовал введения принципа неприкосновенности личности: «без вины под караул не брать»; наблюдать за охраной прав граждан должен был местный протопоп. «Распопа» предлагал вообще отменить телесные наказания: «батожьём бить отнюдь воспретить во всей империи». Он же считал: «быть полутче и народу полезнее», если будет сокращена подушная подать до 50 копеек с души; с дворовых, а также со стариков после 60 лет и с детей до 7 лет её не следует брать совсем, как и с умерших.

Впрочем, расстриженный и сечёный каторжник считал крепостное состояние вполне нормальным явлением. Как и министры Анны, он был озабочен массовым бегством крестьян, для борьбы с которым предлагал сочетать экономические и «наглядные» меры. Так, за выдачу и привод беглых нужно учредить премию в 5 рублей, а самим беглым в качестве наказания отсекать большой палец на ноге и «провертеть» ухо; пойманным же во второй раз рубить ноги, «а руками будет на помещика работать свободно». В застенке Дугин ни в чём не винился, а, напротив, собирался продолжить свой трактат и объяснить Анне, «каким образом в рекруты брать и как в чины жаловать, и каких лет в службе быть», — но не успел: 4 апреля 1732 г. он был казнён на Сытном рынке столицы.[1101]

Изложенные в этих проектах мысли касались тех же проблем, которые волновали «шляхетское» общество в 1730 г. Но новая власть не была намерена поощрять подобную инициативу. В дальнейшем мы уже не встречаем таких интересных документов по ведомству Ушакова — они заменяются более привычным жанром «подмётных писем».[1102] И уже вполне обычным криминалом были для Тайной канцелярии отзывы о правлении «женского пола» и о том, что государыня «телесно живёт» с Бироном или с «фелтмаршалом графом фон Минихиным».

Не привели к желаемому результату и усилия по составлению новых штатов государственных учреждений. Сенат обсуждал этот вопрос в 1732 г., а потом в 1734-м, после чего он был отложен; только в 1739 г. Сенат передал в Кабинет штаты некоторых коллегий и контор. Кабинет летом 1740 г. вернул указанные документы на доработку, которая так и не закончилась до конца царствования. Как видно из сенатского доклада, при решении этого вопроса ведомственные интересы не допустили централизации: Военная коллегия, Соляная контора, Генерал-берг-директориум, Медицинская коллегия и все дворцовые ведомства получили право самим утверждать свои штаты.[1103]

Правительственные решения, как и прежде, воспроизводили уже такие опробованные меры, как сокращение штатов в коллегиях, слияние учреждений (Берг- и Коммерц-коллегии), уменьшение жалованья «приказным» на треть, выдачу его «сибирскими товарами» или вообще запрещение получать деньги до окончания расчётов с армией.[1104] Такое «удешевление» замыкало порочный круг и оборачивалось хронической нехваткой подготовленных кадров. Остававшиеся чиновники еле-еле могли обеспечить текущее управление и не имели возможности заниматься собственно выработкой государственной политики — для этого постоянно приходилось создавать вневедомственные комиссии.[1105]

Выход из этого тупика обычно отыскивался по принципу «тришкина кафтана»: приказных забирали из одного места и перебрасывали в другое, где в данный момент нужда в них была самой острой. Поэтому случались ситуации, когда первые сановники империи лично перемещали подьячих из Ямской канцелярии в Тайную или решали, где именно надлежит работать секретарю Петру Зелёному, поскольку на него претендовали сразу две конторы. В итоге поступали мудро: «в Провиантской канцелярии… быть в неделе по 2 дни, а прочие 4 дня быть в Генеральном кригс-комиссариате».[1106]