Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

Документ свидетельствует, что участники совещания не спешили принять решение и в итоге обратились за советом к тому же Остерману. Осторожный министр склонялся к тому, что «потребно наследство именно утвердить и на принцессе, сестре императорские», не упоминая о передаче престола матери. Амвросий настаивал, чтобы Анна Леопольдовна правительствовала «с полной самодержавной властью», но поддержки не получил. Головкин считал, что о принцессах-наследницах можно вести переговоры с «генералитетом» и Сенатом, а затем предложил отложить совещание на неопределённое время. В итоге присутствовавшие согласились распространить право наследования на сестру императора. Вопрос о воцарении матери остался открытым.[1446]

Очевидно, единства в данном вопросе среди советников правительницы не было, и Остерман подвёл итог трёхдневному совещанию: «Всяк из них хотел о том деле у себя дома подумать». Но следов последующего обсуждения проблемы престолонаследия не сохранилось.

Правда, Елизавета после нового дворцового переворота обвинила правительницу в подготовке «определения» о провозглашении себя «в императрицы всероссийские».[1447] Уже в XIX в. эмигрант П. В. Долгоруков столь же определённо указывал на манифест о коронации Анны Леопольдовны от 6 декабря 1741 г.[1448] Однако в числе дошедших до нас документов последних дней правления Анны подобного акта не обнаружено. По-видимому, за три недели, остававшиеся до нового переворота, решение так и не было принято.

Роль правительницы России оказалась принцессе не по плечу. Несомненно, на отношении к ней сказалось патриотическое чувство против «засилья» немцев, хотя, кажется, степень его распространения несколько преувеличена, следуя историографической традиции XIX в. Нам неизвестно, так ли уж сильна была неприязнь к правлению Иоанна III и его матери у чиновников, офицеров, купцов и прочих обывателей.

И всё же регентша оказалась непригодной для созданного Петром I политического режима, в котором все нити и рычаги были замкнуты на ключевой фигуре императора без какого-либо разделения прав и обязанностей с другими институтами власти. Она допустила такой уровень дезорганизации высших эшелонов власти (непредсказуемость решений, появление «нового Бирона», склоки среди главных министров), который уже представлялся опасным для функционирования государственной машины.

Неспособность Анны создать свою «команду» и управлять ею означала в итоге такую изоляцию правящей группы, которая привела к успеху «солдатского» заговора Елизаветы. Потеря инициативы, отсутствие надёжной координации деятельности правительства и склоки в нём создали атмосферу неустойчивости и своеобразного вакуума власти. В этих условиях стала созревать очередная дворцовая «революция».

Глава 8. 25 ноября 1741 г.: «Патриотический» переворот и его последствия

Отдай красу Российску трону

По крови, правам и закону…

М. В. Ломоносов

Существовала ли «партия Елизаветы»?

Со времён С. М. Соловьёва вплоть до работ последних лет приход к власти Елизаветы связывается с наличием заговора с участием гвардейских офицеров; известных государственных деятелей и генералов. В представлениях современников и потомков заговор был связан с фигурой французского посла при русском дворе Шетарди, инструкции которому предусматривали возможность «внутреннего переворота» в России со стороны старинных русских фамилий, «недовольных иноземным игом». О ситуации в правящем кругу речь пойдёт ниже, пока же стоит отметить, что французская дипломатия уже исходила из признания переворотной ситуации как нормы российской практики.

По свержении Бирона центром интриг стали «малый» двор цесаревны Елизаветы и маркиз де ла Шетарди. Уже в начале декабря 1740 г. шведский дипломат Э. Нолькен информировал его о наличии у принцессы своей «партии», в которую якобы входили обер-прокурор Сената И. И. Бахметев, генерал-майор Г. А. Урусов, обер-комендант столицы С. Л. Игнатьев. Помимо названных выше лиц, Елизавета рассчитывала на поддержку канцлера А. М. Черкасского и новгородского архиепископа. В числе своих сторонников она назвала шефа Тайной канцелярии Ушакова, а также «всех офицеров гвардии русского происхождения», которых должны поддержать полки Петербургского гарнизона и сотни её приверженцев в провинции.[1449] Позднее сама Елизавета говорила Шетарди, что на её стороне князья Трубецкие (генерал-фельдмаршал и генерал-прокурор Сената) и гвардейский подполковник принц Людвиг Гессен-Гомбургский.[1450]