Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

Контакты Нолькена с Елизаветой через её врача Армана Лестока подтолкнули маркиза к действиям. При личных встречах с послом в начале января 1741 г. цесаревна заявила о готовности её «партии» к немедленному выступлению, «как только придут иностранцы с явным намерением поддержать права потомства Петра I». Под иностранцами она подразумевала готовившуюся к реваншу Швецию, а наследником при вступлении на престол хотела объявить своего голштинского племянника.

Таким образом, из донесений Шетарди следует, что уже в начале 1741 г. против непопулярных правителей образовался заговор во главе с Елизаветой. Шетарди даже обратился к парижскому начальству за санкцией на своё участие в готовившейся акции. Однако Елизавета не решалась выступить без шведской поддержки, но в то же время упорно отказывалась подписать документ, содержавший обещание территориальных уступок Швеции в обмен на помощь в возведении её на престол.

Какое отношение имела вышеописанная «партия» Елизаветы к произошедшим в ночь на 25 ноября 1741 г. событиям, которые стали неожиданностью для французского посла? Что вообще нам известно о заговоре, связь которого с переворотом 25 ноября 1741 г. подчёркивается в исторической литературе[1451]?

Безусловно, в «переворотной» атмосфере конца 1740 г. у Елизаветы вполне могла появиться мысль об изменении ситуации в свою пользу. Принца Антона она даже при солдатах его полка не стеснялась называть «дурачком».[1452] Её отношение к правительнице определить труднее. Манштейн указывал, что в первые месяцы после свержения Бирона Анна Леопольдовна и Елизавета находились «в величайшем согласии». Дочь Петра I стала восприемницей дочери правительницы; сама Анна и получала, и делала подарки родственнице от себя и от имени малолетнего императора, которому Елизавета, в свою очередь, подарила два пистолета и ружьё.[1453]

Однако в беседах с Нолькеном цесаревна уже в декабре 1740 г. предполагала, что её двоюродная племянница и соперница стремится провозгласить себя императрицей; этими же опасениями делился с Шетарди Лесток. За домом Елизаветы и посещавшим его французским послом по инициативе принца Антона в январе 1741 г. была установлена слежка; правда, из объяснений «сыщиков» (переодетых гвардейских солдат) следует, что главным объектом наблюдений была не цесаревна, а фельдмаршал Миних.[1454]

В апреле 1741 г. английский посол Финч по поручению своего правительства конфиденциально известил Остермана и принца Антона: из полученных в Стокгольме докладов Нолькена следует, «будто в России образовалась большая партия, готовая взяться за оружие для возведения на престол великой княгини Елизаветы Петровны и соединиться с этой целью со шведами, едва они перейдут границу».[1455] В числе активных участников заговора были названы Шетарди и Лесток. Но эта информация не повлекла за собой никаких мер предосторожности, если не считать неожиданного предложения Остермана английскому послу… напоить Лестока для выяснения содержания ночных бесед принцессы с французским послом. Естественно, британский дипломат от подобного способа получения информации уклонился.

Остерман был информирован о приближавшейся войне со Швецией и даже точно назвал Финчу дату её начала. Поведение министра кажется странным, ведь в это время, если судить по данным Шетарди и Нолькена, сложился заговор офицеров гвардии во главе с генералами, отвечавшими за безопасность столицы. Однако сохранившиеся материалы Кабинета и Тайной канцелярии не содержат никаких распоряжений по этому делу. Канцлера А. М. Черкасского в августе 1741 г. хватил удар, а А. И. Ушаков уклонялся от контактов с Шетарди, чем вызвал беспокойство посла и его начальства. О каких-либо действиях (или хотя бы словах) Трубецких и принца Гессен-Гомбургского в пользу Елизаветы также неизвестно. Все названные царедворцы сохранили своё положение с её воцарением Елизаветы, но ни один из них не принимал непосредственного участия в перевороте.

Однако Елизавета и не скрывала от дипломатов отсутствия у неё организованной поддержки: «На здешний народ не надо смотреть, как на прочие нации, где для успеха плана необходимо, чтобы все меры были обдуманы, приняты и обусловлены заранее, здесь же… слишком велико недоверие между отдельными лицами, чтобы можно было заранее привести их к соглашению; главное состоит в том, чтобы заручиться их сочувствием отдельно, а как скоро начал бы действовать один, всё двинулось бы, как снежная лавина: всякий с удовольствием бы присоединился к движению, считая, что он равным образом разделит и славу успеха; в худшем же случае она, принцесса, предложит себя в предводители гвардии».[1456]