Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

У этой политики были сторонники. Честолюбивый Румянцев ревностно взялся за подготовку сулившего новые лавры похода и уже 31 марта рапортовал, что его полки «в готовое состояние к походу приведены», что было (как следует из его же позднейших рапортов) неправдой. Генерал, быстро постигший дух нового царствования, распорядился прислать в подарок царю барабанщика, который разные «прусские штучки» знает. Он же с беспокойством выспрашивал у «вселюбезнейшего друга» Волкова: правда ли, что «хотят меня отдалить от дальнего следования»[1722]?

Стремился в поход молодой гвардеец Семён Воронцов; его брат Александр, только что назначенный (в 21 год!) послом в Лондон, одобрял «столь благополучные начаты» нового царствования. По дороге к месту назначения его как важную персону приветствовали командующий Салтыков, король Польши Август III, штатгальтер Голландии. Сам Фридрих II «доволен сделать мне знакомство», сообщал дяде о блестящем начале своей карьеры юный дипломат, готовый «жизнью своею заслужить» столь высокую монаршую милость. Но и он отметил (и отписал дяде), что русская армия в Польше не получала жалованья восемь месяцев, а прусский король советовал не начинать войну в этом году, «ибо временем одним Дания уже изнурится».[1723]

Перед новым послом стояла нелёгкая задача. Инструкция предписывала ему вновь привлечь Англию в предполагавшийся русско-прусский союз и побудить англичан опять выплачивать Фридриху II субсидии, тогда как из Лондона ещё в январе докладывали о намерении британского правительства вывести войска из Германии и бросить короля на произвол судьбы. Пётр III надеялся на помощь английского флота, но лучшим средством воздействия считал угрозу: Россия «следующие товары отнимет у Англии, а именно пеньку, мачтовые деревья, медь, железо и конопляное масло, без которых англичане не могут обойтись». Считая, по-видимому, вопрос решённым, император в то же время по-дружески показывал прусскому послу дипломатические депеши из Лондона; их содержание последний тут же передавал Фридриху, не отказывавшему себе в удовольствии продемонстрировать свою осведомлённость английскому дипломату.[1724]

Столь же бесцеремонной стала политика по отношению к вчерашним союзникам. Требование к находившимся в Петербурге послам явиться с визитом к дяде императора принцу Георгу спровоцировало дипломатический конфликт. В ответ царь отказался принимать представителей Франции, Австрии и Испании на официальных аудиенциях, что закончилось взаимным отзывом послов и разрывом союзных отношений с Францией. В присутствии испанского посла Пётр публично заявлял о скором разгроме Испании в войне с Англией, что оказалось правдой, но едва ли способствовало налаживанию новой «системы». Саксонского посланника Прассе царь принял, по выражению самого дипломата, «как нищего».

В 1762 г. англичане после побед в Индии и Канаде захватили последние французские колонии — Мартинику и другие острова в Вест-Индии. Вслед за Россией из войны вышла Швеция, и теперь Фридрих II мог сосредоточить все силы против Австрии. Австрийская дипломатия стремилась любой ценой сохранить союз и даже предложила царю денежную субсидию для войны с Данией — но всё оказалось напрасным: посол Австрии граф Мерси передавал высказывания императора, что Фридрих без труда «разделается» с австрийскими войсками. В апреле австрийский дипломат сообщал о намерениях Петра посадить на польский престол брата прусского короля и возможном разделе Польши.[1725]

После затяжной паузы в русско-австрийских отношениях 2 мая последовал шифрованный рескрипт русскому послу в Вене Д. М. Голицыну с обвинениями Австрии в том, что война ведётся из-за «упорства» Марии-Терезии, и указанием русскому дипломату объявить Вене о посылке русских войск на помощь Фридриху II. Другой документ, неделю спустя, предусматривал разрыв дипломатических отношений.[1726] В тот же самый день (2 мая) резиденту в Стамбуле А. М. Обрескову предписывалось «внушить искусным образом» туркам, что они могут начать войну с Австрией, в которую «мы… ни прямо, ни стороною мешаться не будем», отчего, резонно полагали в Петербурге, турецкие министры могли прийти в «великое удивление».[1727]

Попытки канцлера и даже близкого к Петру III Волкова воспрепятствовать заключению мира под диктовку Фридриха отвергались. Более того, уже 6 апреля царь предписал Коллегии иностранных дел готовить не только мирный, но и союзный договор с Пруссией. В итоге по заключённому 24 апреля договору Россия безвозмездно возвращала захваченные территории и, кроме того, направляла на помощь королю корпус графа 3. Г. Чернышёва.