Детали развязки остаются скрытыми от нас; только граф Рабутин сообщил о беседе с Остерманом 2 сентября: очевидно, тот решился подготовить союзника к будущей перемене. Из этой беседы австриец узнал о готовившемся смещении Меншикова и участии в подготовке этой акции канцлера Головкина, во дворце которого как раз в это время гостил император.[634]
Ни на именины к Меншикову, ни на освящение новой церкви в Ораниенбауме Пётр не приехал; не было среди гостей и Остермана. «Весь двор находился в ожидании перемены» — записал в донесении от 5 (16) сентября прусский посол Мардефельд. Только сам князь как будто ничего не подозревал: его «поденные записки» фиксируют обычный распорядок дня, всё тех же посетителей и привычные «забавы» в виде карт и шахмат. «Забавлялся в шахматы» Меншиков и 4 сентября, когда приехал в Петергоф; но свидание было кратким, и остаться наедине с императором ему не удалось.На следующий день Меншиков почувствовал недоброе и отправился выяснять отношения с Остерманом, которого назвал «атеистом» и угрожал ссылкой в Сибирь. Видимо, разговор был очень острым: даже невозмутимый Остерман заметил, что и он хорошо знает человека, который вполне заслужил колесование.[635]
Меншиков явно не обладал дипломатическими способностями, чтобы изменить стиль обращения с «неблагодарным» мальчишкой и выйти из конфликтной ситуации. Затем он сделал новую ошибку — уступил поле боя противникам и вернулся в Петербург.Он явно не знал, что предпринять: 6 и 7 сентября то появлялся на заседаниях Совета, то говорил о желании отойти от дел и уехать на Украину, то вызывал обратно им же высланного учителя Петра II Зейкина (вероятно, на замену Остерману)[636]
и приказывал фельдмаршалу М. М. Голицыну «поспешать сюда как возможно».[637]7 сентября Пётр переехал из дворца Меншикова в «Новый летний дом» у Невы. На следующее утро князю было объявлено о домашнем аресте. На улицах под барабанный бой зачитывали именной указ: император изволил «от сего времени сами в Верховном тайном совете присутствовать, и всем указам быть за подписанием собственныя нашея руки» и запрещал исполнять любые распоряжения Меншикова.[638]
Х.-Г. Манштейн в мемуарах упрекал Меншикова в роспуске по квартирам своего Ингерманландского полка, «который… внушал немало уважения врагам князя». Однако едва ли солдаты и офицеры осмелились бы сопротивляться приказам законного императора, тем более что гвардейские полки 7 сентября получили от Петра приказ «никаких иных указов не слушать и не исполнять кроме того, что вам от генерал-поручиков и маэоров гвардии нашей князь Григорья Есупова и Семёна Салтыкова нашим именем повелено будет».[639]Упомянутый именной указ от 6 сентября в очередной раз изменял устройство верховной власти. Государь объявлял себя вступившим «в правительство» (то есть совершеннолетним); тем самым регентство Верховного тайного совета упразднялось и он превращался в прежнее совещательное учреждение «при боку нашем». Так следом за Меншиковым был ещё раз нарушен «тестамент» Екатерины I и совершён государственный переворот, который как будто и не был замечен окружающими, хотя означал ликвидацию регентских полномочий Верховного тайного совета.[640]
9 сентября в Совете появился и сам Пётр; до его прихода Остерман представил присутствовавшим записку о «винах» Меншикова. Единогласным решением тот был лишён званий, чинов и орденов и приговорён к ссылке в дальнее имение — городок Ораниенбург под Рязанью. Подписанный императором «в своих покоях» приказ об этом также принёс Остерман.[641]
Сам князь, его жена и дети пытались обращаться к царю с письменными и устными просьбами о помиловании. Возможно, Пётр какое-то время колебался: сохранились противоречивые известия о его поведении в отношении жены Меншикова и своей невесты.Устранение министра-временщика показало, что такая ситуация была ещё недостаточно отработана: свергнутый правитель России отправился в ссылку в роскошной карете с целым караваном пожитков и прислуги. В дальнейшем подобные «падения» будут проходить уже по иному сценарию: с немедленным арестом, следствием, предрешённым приговором и автоматической конфискацией движимого и недвижимого имущества.
В данном же случае события разворачивались постепенно, новые правители будто чего-то опасались. Но с «клиентами» Меншикова уже не стеснялись: в сентябре-октябре 1727 г. были сняты с постов столичный комендант Ю. Фаминцын, кавалергард и майор гвардии А. И. Шаховской; член Военной коллегии А. Я. Волков лишён чинов, а секретарь князя А. Яковлев — вотчин. Ушёл в отставку генерал-лейтенант М. Я. Волков, под следствие попал адмирал М. Змаевич.[642]
В Военную коллегию были назначены Г. Д. Юсупов и Б.-Х. Миних.[643] Однако кадровые перемены затронули только военное ведомство, на составе Сената и других учреждений смещение Меншикова не отразилось (см.: Приложение, Таблица 1).