Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)

В очередной раз сочетание интеллектуальной пустоты и сильных, даже отчаянных, массовых эмоций оказалось мощным политическим оружием, крайне эффективным во времена кризисов, неопределенности и – на значительной части земного шара – распада государств и общественных институтов. Подобно послевоенному ожесточению, некогда породившему фашизм, религиозно-политическое брожение в странах третьего мира вкупе с тоской по идентичности и общественному порядку (а призывы к “единению” часто сопровождались призывами к “порядку”) создали необходимую почву для появления новых, весьма действенных политических сил.

В свою очередь, эти силы иногда свергали прежние режимы и создавали новые. При этом они были столь же неспособны предложить эффективные решения проблем нового тысячелетия, как фашизм, не умевший справиться с проблемами “эпохи катастроф”. В конце “короткого двадцатого века” было неясно даже, способны ли они организовать массовые национальные движения того масштаба, какой сделал некоторые фашистские движения социально опасными еще до того, как они добрались до решающего орудия – государственной власти. Основным достоинством таких режимов, видимо, являлась их невосприимчивость к академической экономической теории и антигосударственной риторике либерализма, ассоциирующейся со свободным рынком. Если бы текущие задачи потребовали повторной национализации промышленности, то теоретические аргументы их не остановили бы – особенно если были бы непонятны. Но даже если эти новые политики и были готовы что‐то предпринять, они ничуть не лучше других знали, что именно нужно делать.

III

Автор этой книги тоже знает это не лучше других. Но все же некоторые тенденции кажутся настолько очевидными, что нам представляется возможным выделить самые важные международные проблемы и даже указать на некоторые предпосылки их решения.

Самыми важными и в долгосрочной перспективе решающими выступают две проблемы: демографическая и экологическая. Ожидается, что население земного шара, колоссально возросшее с середины двадцатого века, стабилизируется на отметке десять миллиардов человек (что в пять раз превышает численность населения в 1950 году) примерно к 2030 году, в основном за счет снижения рождаемости в странах третьего мира. Если этот прогноз окажется неверным, будущее станет совсем непредсказуемым. Если же допустить, что в целом этот прогноз реалистичен, немедленно возникнет новая глобальная проблема: как поддержать численность населения (или, скорее, флуктуации его численности) примерно на одном уровне. (Значительное снижение численности населения земного шара, маловероятное, но все‐таки возможное, породило бы сложности другого рода.) При этом предполагаемый рост населения неизбежно привел бы к его неравному распределению в различных регионах. В целом, как и в “коротком двадцатом веке”, численность населения прежде всего стабилизируется в богатых и развитых странах. Причем в некоторых развитых странах население не будет даже воспроизводиться, как это было, например, в 1990‐е годы.

Развитые государства с их многочисленными пенсионерами и малочисленными детьми, окруженные бедными странами, обремененными огромной армией молодежи, стремящейся к скромным заработкам за границей, по стандартам Сальвадора или Марокко кажущимся баснословными, столкнутся с неизбежным выбором. Им придется либо разрешить массовую иммиграцию (которая вызовет напряженность в обществе), либо наглухо отгородиться от пришельцев, которые им необходимы (что в долгосрочной перспективе непрактично), либо придумать что‐то еще. Наиболее вероятным выходом из этого тупика было бы разрешение временного проживания в стране на определенных условиях, без предоставления гражданских социальных и политических прав – т. е. создание по сути неравноправных обществ. Подобные сценарии варьируют от режима откровенного апартеида, как в ЮАР или Израиле (отвергнутого далеко не всеми государствами), до неформальной терпимости к иммигрантам, которые, сохраняя приверженность исторической родине, не предъявляют никаких претензий к принимающей их стране, поскольку видят в ней лишь временный источник дохода. Транспорт и средства коммуникации двадцатого века, а также огромная разница в заработках между бедными и богатыми странами делают подобную двойственность существования вполне возможной. Предоставим же вечным оптимистам и утратившим иллюзии скептикам спорить о том, приведет ли все это в отдаленном или ближайшем будущем к смягчению трений между гражданами богатых стран и иммигрантами из стран бедных.

Ибо такие трения, без всякого сомнения, окажут самое значительное влияние на национальную и международную политику ближайших десятилетий.