«Наше будущее лежит на воде», – произнес Вильгельм II 23 сентября 1898 года на торжествах открытия вольной гавани в Штеттине; флотомания в это время только начиналась. Изречение кайзера имело не только экономический смысл: «немецкое мужество», как провозгласил Вильгельм в 1906 году, особенно ярко проявляется на море: «самый лучший, самый зоркий взгляд у наших немцев, когда они плавают по соленым морям». Даже такой ненавистник вильгельмовской Германии как педагог Людвиг Гурлитт, сторонник «естественного воспитания», проникся этими словами кайзера и написал под их влиянием свое «Воспитание мужественности». Еще одним ответом на речь кайзера послужила редакционная статья в «Der Naturarzt» (1906): «Наше будущее зиждется на воде, воле и науке о воле». Мысль о том, что будущее Германии будет связано с морем, звучит уже в стихотворении Георга Гервега «Немецкий флот» (1844), однако море в нем служит символом свободы. Столь либеральный культ моря кайзер и его канцлер использовать не могли, зато могли обратиться к целебной силе воды, широко разрекламированной натуропатами. «Вода – радикальное средство для нервов», – писал Бильц в главе про неврастению, «важнейшее, могущественнейшее», хотя и не безопасное. «Вода действует на нервы как молот на наковальню, как дождь на сухую землю, как Библия на верующего». Бюлов, который с 1899 года избрал местом летнего отдыха и политической декорации остров Нордерней и проникся его воздухом, писал, что море «стало для нас живой нитью, которую мы не можем позволить оборвать, если не хотим из цветущего и сильного народа превратиться в увядший и стареющий». «Все народы со здоровым инстинктом и жизнеспособным государственным строем стремятся к морскому побережью, если природа не одарила их таковым». Даже противник Тирпица Монте, хрестоматийный невротик, превозносил «укрепляющий нервы морской воздух» (см. примеч. 43).
В своей речи в рейхстаге 28 ноября 1906 года Бюлов, дискутируя с критиками колониализма – к этому времени геноцид африканских племен разрушил романтические представления о немецких колониях, – вновь привел доводы энергии и здоровья: «Вопрос не в том, хотим мы колонизировать или нет, но мы должны колонизировать, хотим мы того или нет. Стремление к колонизации, к расширению самого себя, существует в каждом народе, обладающем здоровым приростом и мощной жизненной энергией». Немцы останутся «колонизирующим народом, пока в наших костях будет здоровый мозг». Обычно сдержанный Ганс Дельбрюк смягчался от одной только мысли о том, что колониальная политика необходима в целях оздоровления и гигиены: в то время как в Германии образованный пролетариат чахнет в неблагополучных условиях, «пышущее здоровье английского социального тела […] покоится на том, что их юноши находят себе применение в колониях, они призваны управлять тремястами миллионами индусов и египтян» (см. примеч. 44). Правда, при более внимательном рассмотрении возникают сомнения, что колониальная служба в Калькутте или Бомбее шла на пользу здоровью англичан, а размещение в Алжире – французам.
Бюлову действительно удалось обеспечить немцам «место под солнцем» – на Самоа. Однако это место было таким малым и таким далеким, что доезжали до него лишь очень немногие. В Марокко, обещавшем менее иллюзорное «солнце», политика Бюлова потерпела крах. Однако Бюлов, в случае с Марокко никогда не заявлявший открыто свои конкретные цели, не хотел признать это поражение. Именно тогда в Германии и началась политическая карьера понятий нервозности и неврастении, и главную роль в этом играл сам Бюлов, старавшийся вселить неуверенность в своих противников, упрекая их в неврастении.
В этой ситуации само правительство оказалось подверженным упрекам в неврастении. Чтобы иметь успех в Марокко, требовались «мужество и спокойные нервы», – писал Гарден. По его словам, немцы ушли из Альхесираса с пустыми руками, «потому что мы утратили твердость». Рассуждал о слабых нервах кайзера и новый союзник Гардена Гольштейн: если Вильгельм II продолжит действовать в том же нервном стиле, писал он в 1907 году Бюлову, нам грозит внутриполитический