Эпоха нервозности. Германия от Бисмарка до Гитлера

Одним из немногих довоенных примеров, когда авторитетный врач прямо говорил о целительном воздействии войны на нервы, служит доклад «Медицина и сверхкультура», прочитанный Вильгельмом Гисом-мл. в марте 1908 года на заседании Берлинского медицинского общества. Родившийся в 1863 году Гис мог сохранить о бисмарковских войнах лишь детские воспоминания, тем не менее из опыта былых военных кампаний он вынес квинтэссенцию: «Когда дело плохо, нервозность прекращается». «Необходимость борьбы, – утверждал он, – ощущается со всех сторон», однако эта борьба не обязательно должна быть военной. «Усыпляющее воздействие слишком безопасного существования» можно компенсировать через «войну в мирное время». «Военная служба – вот настоящая школа здоровья». Хотя в его логику вполне вписывается тоска по войне, он буквально шарахается от подобной перспективы: «Мы далеки от того, чтобы призывать войну с ее бедствиями и видеть в ней лекарство. Не говоря даже о том, что современная война совсем иначе действует на нервы, чем прежние войны, но желать войну означало бы менять плохое на худшее» (см. примеч. 84).

За рамками медицины, прежде всего в кругах пангерманцев и их единомышленников, надежда на «стальные ванны» широко распространилась еще в довоенные годы. Альбрехт Вирт, приват-доцент по истории Ближнего Востока и один из самых ярых приверженцев войны в Союзе пангерманцев, в 1910 году заверял, что «укрепляющие стальные купания» в виде войны «омолодят» немецкий народ и «на тысячелетия вперед» гарантируют «преемственность немецкого духа» (см. примеч. 85). Однако в профессиональной медицинской литературе того времени подобные высказывания еще были абсолютно невозможны, под влияние политики попала лишь внемедицинская часть нервного дискурса. Даже поворот к воспитанию воли в терапии нервов до 1914 года не имел открыто-милитаристского характера. Возможно, правда, что трудности индивидуального тренинга воли со временем поспособствовали росту популярности коллективного воспитания. Война не стала новым средством терапии нервов; но преклонение перед ней питалось теми разочарованиями, которые были связаны с индивидуальными попытками медиков лечить неврастению.

Выиграть время или потерять: мысли о войне в мирные годы и сбитое с толку время

Особенно гротескный пассаж из «Воспоминаний» Бюлова посвящен письму Вильгельма II, которое тот написал своему канцлеру в канун Нового 1905 года, во время первого Марокканского кризиса. Кайзер находился под свежим впечатлением от конфиденциального сообщения из Лондона, что в случае войны Англия будет воевать на стороне Франции. Западным державам удалось сделать по отношению к Вильгельму II то, что не удалось ему самому: создать у своего противника впечатление решительной готовности к войне. В этой ситуации и «под зажженными свечами рождественской ели» кайзер разъяснял своему канцлеру, почему Германия в настоящий момент ни в коем случае не может вступать в войну. Кайзер не хотел начинать войну, пока не будет заключен «надежный союз с Турцией» и, более того, с главами всех исламских государств. «Но главная причина», по его словам, заключалась в том, что «из-за наших социалистов мы не можем взять с земли ни одного человека, если нет высочайшей опасности для жизни и имущества граждан». И потом буквально: «Сначала перестрелять, обезглавить и обезвредить социалистов, если понадобится – утопить их в крови, и только потом – внешняя война. Но не раньше и не a tempo[244]».

Бюлов представляет это письмо как убедительное доказательство миролюбия кайзера: Вильгельм был «чуть ли не слишком готов к миру»! «Каждая строчка этого письма пропитана страхом кайзера перед войной» (см. примеч. 86). Что это – чистое лицемерие? Ведь в письме в первую очередь бросается в глаза кровожадность по отношению к социалистам. Да и в остальном текст письма выказывает скорее не миролюбие, а готовность к войне – но именно «не a tempo» без чрезмерной поспешности. Однако более вероятно, что Бюлов правильно понял своего кайзера, к слабостям которого был чрезвычайно чуток, – за вербальной кровожадностью Вильгельма крылось его желание отодвинуть военное решение на неопределенное время в попытке найти на то достаточно оснований. Чего стоило одно упоминание о союзе со всем исламским миром – это условие было практически невыполнимым. И тем более уничтожение социал-демократов: мысль о том, что Вильгельм II действительно задумал для них Варфоломеевскую ночь, совершенно нереалистична. Если в военной ситуации кровавый удар против социалистов еще можно было бы вообразить, то в период подготовки к войне – нет.