Эпоха нервозности. Германия от Бисмарка до Гитлера

В апреле 1912 года в Шарите на лечение поступает механик 38 лет. До этого он уже провел три четверти года в одной из венских психиатрических клиник, потому что в Вене сбросил в воду полицейского. Когда-то он хотел попасть журналистом на Англо-бурскую войну, однако же буры принудили его к военной службе, и он получил ранение в голову, ставшее причиной сильных болей. С тех пор во время еды ему иногда казалось, «будто еда сочится кровью», по ночам ему чудилось, «что убитые им англичане собираются вместе и пляшут вокруг него». Не особенно верится в целительную силу войны, тем более для того, кто попал на войну по принуждению, не имея солдатского мировоззрения. В Шарите в начале 1911 года одного пациента – портного, страдавшего «психозом страха», попросили написать сочинение на тему «Есть ли в войне хорошее?» Несмотря на тему, портной писал в основном о недостатках войны, а в качестве преимущества упоминает не укрепление мужского характера благодаря битвам и героизму, а улучшение карьеры военных и чиновников. «Тем не менее мы молим Господа Бога, чтобы он сохранил нам благословение мира» (см. примеч. 75).

Другой вопрос – как влияла на нервы военная служба в мирное время. Как следует из одной истории болезни, бывало, что выпускник гимназии «из-за нервозности» освобождался от военной службы, хотя физических симптомов, помимо учащенного сердцебиения и геморроя, не наблюдалось. В данном случае пациент в целом представлял собой избалованного маменькиного сынка. В то время, когда военные службы не стремились к последовательному исполнению всеобщей воинской обязанности, подобное часто встречалось, во многих историях пациентов мужского пола нет данных о воинской службе. Фриц Хаарман, впоследствии ставший серийным убийцей, в 1902 году, проходя военную службу, из-за неврастении был признан «на длительный срок полным инвалидом», причем заместитель корпусного врача объяснил резкое ухудшение расстройства «своеобразием военной службы». Вильгельм Эрб, напротив, заверял, что для «очень многих молодых людей […] военная служба […] – подходящее средство отдыха для нервной системы» (см. примеч. 76).

Отто Бинсвангер сообщает об учителе 35 лет, по ночам страдавшем от «чудовищных» поллюций, эрекций «высотой в дом» (sic!), с состоянием общей нервозности. Все это полностью исчезло на военной службе, а затем возобновилось во время поездки в Англию. Крамер приписывал военной службе «необычайно благотворное воздействие», особенно на невротиков, имеющих высшее образование. В 1909 году он даже высказывал опасения, что будущее разоружение угрожает здоровью нации. Даже молодой Фрейд хотя и скучал на военной службе, однако писал Брейеру, что было бы «неблагодарностью не признать, что военная жизнь с ее безнадежным “надо” является отличным курсом лечения от неврастении». Правда, его военная служба не была особенно тяжелой (см. примеч. 77). Вероятно, благотворный эффект военной службы не в последнюю очередь заключался в таких обстоятельствах, которые не делали чести «школе нации»: большом количестве свободного времени и бесцеремонной мужской атмосфере, которая у буржуазных сынков проявлялась в жеманстве и привередливости. Но если не слишком долгие военные упражнения закаляли людей, больше привыкших сидеть за столом, то это еще не значило, что тот же вывод можно было отнести к долгой военной службе или даже войне.

Офицерский образ жизни традиционно не считался здоровым даже в мирное время. Мнения о том, насколько тяжелы были физические и психические нагрузки вследствие почетного труда и суровой службы, расходятся. Однако вполне доказуемо, что холостые офицеры, которым семью заменяло казино, намного легче становились добычей алкоголя и сифилиса, чем обычные бюргеры. Среди 200 неврастеников, которых Крафт-Эбинг разделил по профессиональным группам, наиболее многочисленную, из 18 человек, составили офицеры. Один 47-летний капитан в Бельвю пришел к заключению, что «в его нервозности серьезно виновата профессия». Однако еще тяжелее, чем воинская служба, для офицера часто становилось вынужденное бездействие, если его продвижение вверх останавливалось на ступеньке «майора». Ассистент врача из «физиотерапевтического и диетического санатория» Ламана под Дрезденом в 1895 году писал, что уволенные офицеры «страшно страдают от парализующего бездействия», особенно если они еще не стары и полны сил. «Нередко видишь, что человек рушится, как срубленное дерево, и с неврозом бездействия попадает в лечебницу для душевнобольных». Таким мужчинам начало войны принесло избавление (см. примеч. 78).